Читать книгу - "Лилит. Злое сердце куклы - Артур Гедеон"

плечо и что-то мучительно решает. Крымов быстро обернулся. Позади него, шагах в десяти, стоял Гришаня все в том же заляпанном краской халате, но с топором в руках. Жилы на его шее и руках вздулись, глаза-буравчики сверлили гостя. Крымова непроизвольно обожгла волна жара – он разом взмок. Шли секунды, никто не двигался и никто ничего не говорил. Все молча смотрели друг на друга. Струйка пота потекла по виску Крымова. Рука детектива в любое мгновение готова была нырнуть в куртку, к тесно прижатой к телу кобуре.

– Ты пошел дрова колоть? – меняя тон, вдруг миролюбиво спросил Беспалов.

– Ага, – не сразу ответил Гришаня.

– Хорошо, только иди подальше за дом, чтобы нам не мешать.

– Ага, – кивнул тот.

Подмастерье искал другие слова, но был так взволнован, что не находил их.

– Ну иди же, иди, – настоятельно повторил кукольник. – Не смущай нас своим топором. Топай, малыш-лесоруб. Ну?

Гришаня повернулся и пошел за дом через сад. Крымов перевел дух. Он уже успел незаметно смахнуть с виска каплю пота. Он должен поверить, что Гришаня просто так оказался за его спиной? И подкрался так тихо? «А если бы я не обернулся? – думал Крымов. – Уже с разрубленной головой лежал бы под этим столом?» Неужели он со своими вопросами оказался настолько некстати? Проклятый дом! Чертова дыра. Логово упырей…

Стараясь не выдавать своих эмоций, Крымов вскинул руку и взглянул на часы. Пора было уходить: еще одно появление за спиной Гришани с топориком в его планы не входило.

– Мне пора в контору, – вставая, сказал Крымов. – До калитки проводите?

– Несомненно.

«Старик – отпетый лжец и гнусный мошенник, – по дороге размышлял он. – Возвращаться сюда можно только с отрядом спецназа». Они уже прошли по узкой тропинке и выбрались на дорожку, выложенную каменными плитами.

– Слишком многое осталось недосказанным, Андрей Петрович, – повернувшись, вдруг очень доверительно сказал Беспалов. – Вы так не считаете?

Хозяин и гость как раз остановились у калитки с видом на дорогу, по которой в обе стороны торопились машины.

– Возможно, – ответил сыщик, которому хотелось поскорее выбраться на волю.

– Я должен показать вам две фотографии. Вы позволите? Они в доме. Тогда для вас многое станет ясно. Я не хотел делать этого сразу – это очень личное и не касается никого, кроме меня. Ни вас, ни следствия. Только меня.

– Заинтриговали. Хорошо, давайте ваши фото, – согласился Крымов.

– Сейчас.

Савва Андронович поспешно зашагал в сторону дома. Только теперь Крымов охватил весь обветшавший фасад пристальным взглядом.

Он сразу вспомнил слова Зои Оскоминой, адресованные подруге:

«Когда мы приезжали к нему и старого пройдохи якобы не оказалось дома, я сделала пару снимков фасада его избушки, а потом отослала фото Пашиному другу – историку архитектуры. Тот изумился, сказал, что весь дом представляет собой один оберег, только от кого? На фасаде, уверил он меня, сплошные знаки смерти, потустороннего мира, а еще символы языческих богов. Но каких, Вера? Тех, кого люди боялись столетиями и от кого охраняли себя всеми силами…»

Он и впрямь был покрыт уникальной резьбой, десятками различных орнаментов, причудливыми фольклорными знаками, разобраться в которых мог только большой специалист. Крымов вытащил айфон и, сделав вид, что читает сообщение, отщелкал с десяток кадров – и фасад общим планом и, увеличив, наиболее любопытные его фрагменты.

А едва спрятал айфон в карман, как открылась дверь и на крыльцо вышел Беспалов.

– Вот, – он протянул детективу фотографию.

На старом снимке шестидесятых годов прошлого века была профессионально запечатлена в постановочной позе красивая женщина лет тридцати – темное длинное каре, блестящие глаза, чуть вздернутый нос, пленительная улыбка. Платье по моде тех лет. Красотка, да и только.

– Именно эта фотография висит в холле нашего драматического театра, правда, в самом углу. Знакомьтесь, господин сыщик: Стрельцова Жанна Евгеньевна, заслуженная актриса РСФСР. Моя мать, – улыбнулся кукольник.

– Ваша мать?

– Да – ослепительная, волнующая, всегда парящая где-то за пределами досягаемости, – высокопарно произнес он. – И в первую очередь – для своего единственного сына. А он так хотел приблизиться к ней! Хоть на шаг, на полшажка…

– Она была красивой женщиной.

– Очень красивой. И у нее есть второе имя.

– Какое?

– Не догадываетесь?

– Понятия не имею.

– Лилит, господин сыщик.

– Как такое может быть?

– В театре возможно все. Это одна из ее ролей в сатирической комедии «Две жены Адама», которая сломала ее актерскую судьбу на самом взлете и разрушила жизнь. Мне больно об этом говорить, поэтому буду краток. Кому надо, пороется и найдет ответы в Интернете, в старых газетах и архивах. Можно расспросить и ветеранов нашего театра. Скажу главное: в центре сюжета той пьесы был первый человек – Адам, и две женщины – его жёны: светлая чудесная Ева и сущий дьявол – Лилит. Роль последней досталась моей матери. Но это и понятно: жгучая, яркая брюнетка с бешеным темпераментом. Заслуженную получила за роль комиссарши в «Оптимистической трагедии», кстати. И тут – роль настоящей демонессы. Актеры всегда обожают играть злодеев. Те коварны, вероломны, многогранны в своих пороках, – искренне рассмеялся Беспалов. – Мама бредила этой ролью. Говорят, даже коллеги плакали и смеялись, когда приходили на репетиции и смотрели на нее. Зал был в восторге. Но сразу после премьеры спектакль сняли по идеологическим причинам. Приехали какие-то бонзы из обкома партии и сочли, что слишком религиозная тематика для советского театра. И слишком убедительной оказалась злодейка Лилит. Увы, мать лишили роли за ее талант. И роли, и театральной судьбы. Она со всеми переругалась, в том числе и с партийцами, и карьера ее покатилась вниз. Но Лилит осталась – в сердце моей матери, в душе, стала частью ее натуры. Неуживчивая бунтарка, хулиганка, гроза обывательского мира и замшелых нравственных устоев.

– Почему вы не захотели рассказать об этом сразу?

– Говорю же – больно вспоминать. А теперь посмотрите на этот снимок. – Беспалов перевернул вторую фотографию и протянул ее детективу.

На снимке, в праздничной коробке, была сфотографирована Лилит – рыжая, зеленоглазая кукла с очеловеченным лицом.

– Это кукла Женечки Оскоминой.

– Это и есть Лилит.

– Не понимаю…

– Все просто: я создавал Лилит, вот в чем все дело. В память о матери, может быть. Именно так она должна была выглядеть. Лилит – рыжая, зеленоглазая бестия, ветреная соблазнительница. Я хотел скопировать и облик собственной матери, но потом отказался от этой идеи.

– Мудро.

– Я выдумал другое лицо. Но ведь я чертовски коварен, не так ли?

– К чему это вы? – подозрительно спросил Крымов.

– Мне очень хотелось, чтобы Женечка назвала ее Лилит.

– Так, заинтриговали еще сильнее, и