Читать книгу - "Трупорот и прочие автобиографии - Джон Лэнган"

этаже открывался прекрасный вид на реку Клайд, благодаря которой здешние места считались центром британского судостроения. На дальнем берегу, в трех километрах от нас, высились зеленые холмы Троссаки: длинные и покатые, все в шрамах от геологических процессов.

Я прилетел на день позже, чем рассчитывал, потому что самолет оказался неисправен. Поломку обнаружили уже после того, как пассажиры загрузились на борт. Капитан сообщил, что вылет откладывается, и сидевшая впереди меня женщина запричитала:

– Боже мой, боже мой, неспроста мне приснился тот сон! Мы разобьемся! Самолет упадет! Мы не взлетим!

К счастью для нее и, возможно, для всех нас, пассажиров сняли с рейса и отвезли в отель.

Большую часть ночи я пытался дозвониться до родственников и знакомых, чтобы те связались с моими родными по ту сторону Атлантики и сообщили, что не надо встречать меня в аэропорту. Ничего не вышло, и до самого утра я беспокойно проворочался в постели, боясь проспать и опоздать на автобус до терминала.

Не знаю, почему я согласился взять отпуск и поехать вместе с родными. Быть может, тем самым я хотел унять тоску по отцу; заполнить брешь, которую его смерть оставила в моей жизни; побывать в городе, где он родился и вырос; провести время с его родными – словно места и родная кровь помогли бы залечить края рваной раны. Однако с самого начала я понимал, что ничего не выйдет.

2

Под утро я задремал, и мне приснился нехороший сон. В нем я увидел отца: тот сидел с незнакомыми мужчинами внутри фургона, ехавшего по тесной улочке, пролегавшей между высокими кирпичными стенами, черными от времени, над которыми качались макушки деревьев. Отец выглядел моложе своих лет: еще крепкий, хоть и с лысиной на макушке. Как и спутники, он был одет в джинсы и куртку. В мою сторону он не смотрел, но отчего-то возникло чувство, что о моем присутствии ему известно. Казалось, он вот-вот повернется и что-нибудь скажет. Но отец молчал.

3

Несмотря на тревоги, проснулся я вовремя и долетел до Шотландии без происшествий. В Глазго меня встретили мама с сестрой и один из двоюродных братьев. Накануне они позвонили в аэропорт и узнали о задержке рейса. Дорога до бабушкиного дома не заняла много времени, но после бессонной ночи в гостинице я чувствовал себя разбитым (в самолете подремать не удалось, поскольку я немного боюсь летать). Я изо всех сил старался держать глаза открытыми, и все же веки словно налились свинцом. Мельком я замечал кирпичные здания вокруг нас, множество автомобилей на дороге и голубую полоску реки справа.

Прибыв на место, я нашел в себе силы поздороваться с бабушкой, с тетушкой, с прочими двоюродными братьями, но вскоре сдался и отправился в спальню, заверив всех, что просто устал и мне нужно вздремнуть. Там я благополучно проспал до следующего утра.

4

Посреди ночи мне приснилось, что я стою возле окна и смотрю на Клайд. Была ночь, но небо излучало тусклый серебристо-белый свет, и я видел, что река пересохла. Ее русло превратилось в широкую илистую траншею, с обеих сторон окаймленную скалами, затянутыми водорослями. Из грязи повсюду торчали валуны. На иле среди камней валялись сотни, тысячи рыб; их длинные серебристые тела поблескивали в лунном свете. Большей частью они были мертвы, хотя некоторые еще трепыхались.

Вдоль русла, вниз по течению, к океану шагала длинная вереница людей. Мужчины, женщины, старики, дети; высокие, низкие, толстые, худые – более разношерстной толпы нельзя и представить. Одеты они тоже были по-всякому: кто-то в джинсах и футболке, кто-то в пижаме, кто-то в костюме, кто-то в больничном халате, кто-то в униформе, кто-то и вовсе нагишом. Объединяло всех одно – босые ноги. Они шли прямо по грязи, та засасывала лодыжки, хлюпала вокруг голеней, ошметками липла к бедрам. Те, кто шагал ближе к берегу, спотыкались о камни и скользили по водорослям. Люди наступали на рыбу, отпихивали ее с дороги.

Было такое чувство, будто я не замечаю чего-то важного, что незримо присутствует рядом, вызывая неясную тревогу. Оно подстерегало за пределами видимости: огромное, древнее и пустое. Точнее, не пустое, а голодное. Из толпы не доносилось ни звука, но в воздухе отчетливо разливался тихий звон вроде того, который слышишь, когда проводишь влажным пальцем по ободку винного бокала.

5

Следующим утром я спустился на кухню. Бабушка уже приготовила завтрак: яичницу с беконом, тушеные помидоры, тосты с маслом, апельсиновый сок и растворимый кофе. Она сказала матери с сестрой, что накормит меня сама: ей хотелось побыть со мной наедине. Мать с Маккензи уехали к тетке Бетти и ее мужу Стюарту, которые жили неподалеку.

Я не знал, чего ждет от меня бабушка. Мы не в первый раз приезжали к отцовским родителям в Шотландию, но не были особенно близки. С бабушкой по материнской линии мы общались чаще – она навещала нас в Америке (хоть я и был совсем маленьким и плохо помню ее визиты). С этой же бабушкой последний раз я говорил после смерти отца, когда старался утешить ее по телефону, уверяя, что он теперь не мучается и наконец избавился от боли, а она то и дело повторяла: «Такое чувство, что это сынок со мной разговаривает».

И вот она села рядом за кухонный стол и попросила:

– Расскажи-ка мне о своем отце, мальчик.

Я не знал, с чего начать. Просьба, в общем-то, была ожидаема. Мой отец у родителей считался любимчиком; как сказал один из его братьев – «маменькин сынок, только в хорошем смысле слова». Мы с матерью, мои сестры и брат были в Шотландии всего несколько раз, а вот отец, работая в «Ай-Би-Эм», регулярно ездил в командировки и, если ему случалось побывать в Париже или Франкфурте, старался найти пару дней и заскочить к родным. Хоть он и жил на другом краю света, все равно поддерживал близкие отношения с родителями; тогда как для меня, брата и сестер они были практическими чужими людьми, которых мы знали лишь по рассказам, порой весьма отрывистым. Например, отец изредка упоминал, что той старой песне, которую он любил исполнять на домашних праздниках, его научил дедушка, или он рассказывал байку про то, что дед, работая на верфях, спорил с товарищами, не желая вступать в профсоюз. О матери он говорил еще реже, хотя мы знали, что он ее любит. В общем, неудивительно, что бабушка захотела