Читать книгу - "Номер 16 - Адам Нэвилл"

— Мама, я хочу забрать одежду с собой. Мне кажется, ее платья будут мне как раз. Разве это не здорово? Я примерила две шубы и три шляпки, они как будто на меня сшиты.

— Детка, где ты будешь все это хранить? В нашем-то домишке? Ты же знаешь, у нас нет места. И подумай о цене, милая. У нас просто нет денег на перевозку, да и ты теперь говоришь о том, чтобы бросить работу. Я за тебя беспокоюсь.

— Не стоит. Мама, скоро мы не будем считать копейки.

— Еще как будем, если ты продолжишь в том же духе. Надо мыслить реалистично, милая. Возможно, квартиру не удастся продать сразу.

— Я оплачу перевозку из своих сбережений. Вещи Лилиан, которые мне понравились, я сразу же отправлю морем, а ты пока сложишь все в подвале.

— Милая, это будет стоить целое состояние. Ты не сможешь привезти все сюда, тебе придется продать одежду в Англии.

— Нет. Я не буду торопиться. Я могу пожить здесь, пока квартира не будет продана, и спокойно все разобрать. Вот мебель придется продать. Я совершенно ничего не понимаю в антиквариате, поэтому надо будет вызвать оценщика, который определит истинную стоимость. Однако по-настоящему личные вещи я хочу оставить себе. Мама, они такие красивые. Это всего лишь одежда, фотографии и кое-какие безделушки.

— Ой, детка, я даже не знаю. Ты ведь собиралась уехать на пару недель, чтобы освободить и продать квартиру, и вот теперь рассуждаешь, словно полоумная.

— Мама, мама, это же наша история! Мы не можем просто выбросить все на помойку. Я имею в виду фотографии Лилиан и Реджинальда, они прямо надрывают сердце. Они оба были такие красивые. Как кинозвезды. Ты просто не поверишь своим глазам, когда их увидишь. Здесь, на этих стенах, висят портреты женщины из нашей семьи. Женщины с таким потрясающим вкусом и чувством стиля! Она уже стала моим кумиром. Ты ведь знаешь, как я отношусь к подобным вещам.

Однако голос матери звучал устало, не стоило так ее волновать. Мало того что единственная дочка уехала за море, так еще и собирается притащить в их стерильный домик в Нью-Джерси что-то неведомое и чуждое — есть отчего всерьез забеспокоиться. Эйприл надо было выкладывать новости постепенно, однако она не могла сдержать воодушевления.

Дома, в Нью-Йорке, она сама занималась одеждой в стиле ретро, вдохновляясь как раз сороковыми — пятидесятыми годами, и продавала дизайнерские и винтажные наряды на Сент-Марк-плейс. И последние пять лет Эйприл едва сводила концы с концами, которые в итоге не сошлись, и она осталась без приличного послужного списка, без квартиры и без средств к существованию. Однако с нынешним уловом на интернет-аукционе eBay можно выручить тысячи. Тем не менее Эйприл не собирается продавать все — большую часть нарядов, вернувшись домой, она будет носить сама, ходить в них по каким-нибудь ретро-клубам в центре или в Гринвич-Виллидж. Это ведь наследство, ее двоюродная бабушка в прежние времена носила эти платья.

Одежда была исключительного качества, Эйприл обнаружила шесть совершенно новых бальных нарядов из шелка и тафты, два десятка шерстяных и кашемировых костюмов, а в чехлах — еще штук сорок кремовых и черных платьев, подогнанных точно по фигуре, которые бабушка, наверное, носила в шестидесятые с одинокой ниткой жемчуга. Увидев же украшения, Эйприл громко ахнула от восторга: три шкатулки разноцветных брошей, ожерелий и серег, спутанных клубками.

Нашлось и старомодное белье, которое перестали выпускать в начале семидесятых, причем некоторые бабушкины пояса и корсеты были явно сделаны в сороковые. Эйприл давно мечтала обнаружить нечто подобное среди подержанной одежды, на гаражных распродажах и без устали посещала распродажи закрывающихся фабрик и комиссионки в поисках ретро-аксессуаров для собственного гардероба или для своей лавки. В спальне же Лилиан хранилось столько одежды, что можно было начинать бизнес с нуля или устроить большой аукцион.

В верхнем ящике комода лежало не меньше тридцати нетронутых упаковок с настоящими нейлоновыми чулками «Минк» и «Коктейль Китти». Некоторые неношеные пары из самых старых до сих пор покоились, завернутые в шелковую бумагу, на дне плоских картонных коробочек, на крышках которых рельефно выделялись сведения о производителе.

Лилиан была не в силах избавиться ни от одной детали своего гардероба. Времена и стили менялись, а она словно застыла на одном месте, храня все, пока примерно в начале шестидесятых вовсе не перестала покупать новую одежду. У нее вообще не было ничего современного. Значит, она так и одевалась в старомодном классическом стиле вплоть до самой смерти. И если это так, то наследственность налицо: Эйприл тоже почти всегда одевалась в духе пятидесятых.

Лишь коллекция обуви Лилиан разочаровывала. Если не считать пары бархатных лодочек на кубинском каблуке и двух пар серебристых босоножек, Лилиан сносила все свои туфли. Каблуки стерлись до подметки, кожа растрескалась или пошла глубокими складками — это уже не восстановить. Создавалось впечатление, что двоюродная бабушка много ходила пешком, но крайне редко меняла обувь.

— Мама, послушай, все будет хорошо. Все отлично. Просто я действительно устала. Я на ногах с половины шестого. Все это так волнительно и печально, и не знаю, как еще сказать. У меня до сих пор не укладывается в голове, что Лилиан жила здесь. Найтсбридж — это как у нас Парк-авеню. С теми деньгами, которые лежат у нее на счетах, и, продав квартиру, мы разбогатеем, мама! Слышишь? Мы будем богаты.

— Ну, мы не знаем этого наверняка. Ты же говоришь, в квартире нужен ремонт.

— Мама, это элитная недвижимость. Квартиру оторвут с руками. Даже в ее теперешнем состоянии. Это же пентхаус, мама.

Эйприл услышала трель дверного звонка — словно маленький молоточек, обезумев, забился внутри колокольчика.

— Мама, кто-то пришел. Мне надо бежать, да к тому же телефон садится.

— Садится? Ты что, разговариваешь со мной по сотовому? Это обойдется нам в целое состояние!

— Мама, люблю тебя. Убегаю. Позвоню, как только узнаю что-нибудь определенное.

Эйприл чмокнула трубку и выбежала из кухни к входной двери, чтобы впустить старшего портье.

— Кажется, я действительно хочу знать, какой она была. В особенности под конец жизни. Просто она оставила все это. Чтобы…

«…Я разгадала», — хотелось сказать Эйприл. Лилиан сделала все возможное, чтобы она не смогла махнуть на все рукой и продать вещи. Создавалось впечатление, будто покойная силой вовлекает ее в свой безумный мирок. Эйприл вздохнула, входя в кухню вместе со старшим портье.

— Обещаю, что не задержу вас надолго, я так вымоталась. Так устала, что грежу наяву. Наверное, сейчас не самый подходящий момент, чтобы задавать вопросы, однако… У меня от всего этого голова идет кругом.

Эйприл не могла скрыть волнение. Она закашлялась и отхлебнула глоток черного чаю — обычно она пила кофе, но кофе у Лилиан не оказалось.

Рабочий день Стивена закончился, и он снял галстук, но, хотя шел уже одиннадцатый час, на портье все еще была белоснежная форменная рубашка и серые брюки — должно быть, почти вся его жизнь протекала в этом доме.