Читать книгу - "Сибирская жуть-4. Не будите спящую тайгу - Андрей Буровский"

И Фролу снилось что-то страшное. Снился ему суд, и на этом суде вдруг оказывались живы все те, кто знал, как именно исчезли все его конкуренты. Все, кто занимался торговлей алюминием до того, как в этом деле появился Фрол.

Вот он сидел на скамье подсудимых, а свидетельские места заполняли какие-то странные люди. Фрол пригляделся, узнавая своих связных, подельников, членов воровского толковища, выносивших приговоры, членов своей шайки, узнавших уж очень много, — словом, всех, кого в разное время и по разным причинам ему пришлось убрать. Он точно знал, что все они покойники, что никак к нему не подкопаешься, что все, чьи показания могли быть для него опасны, давно закатаны в асфальт, вмешаны в бетон, скормлены свиньям… Но все они сидели здесь и все внимательно смотрели на него: в разодранных, запятнанных кровью костюмах, с дырами от пуль, с торчащими рукоятками финок, с пустыми, мертвыми глазами.

Фрол перевел взгляд на зал. Зал был полон, и все передние ряды молча смотрели на него. Все они тоже были в запачканной, простреленной одежде, с отверстиями от пуль, с неживым выражением лиц. И все это были люди, которых он убивал. Многих из которых убили те, кто сидел сейчас в креслах свидетелей.

Покойники ловили взгляд Фрола и приходили в возбуждение.

— К нам, к нам! Иди к нам!! — завыли, вскакивая, мертвецы.

И вдруг, как по команде, замолчали. Хлопнула дверь, и в зал вошел, почти вбежал и сел на место прокурора вполне живой человек, но при виде его совсем упало сердце у Фрола. Нанду сидел на прокурорском месте, глядя на него, как на помойку.

А все покойники смотрели на него.

— Взять его! — властно повел Нанду рукой от первых рядов к клетке Фрола, как Вий в одноименном фильме. И словно волна затопила пространство перед клеткой, и Фрол понял, что никакая решетка не удержит эти распяленные рты, простертые руки, скрюченные пальцы. Бежать!!! В панике метнулся было Фрол, но был пригвожден к месту вцепившимися в плечи костяными руками. Вскрикнув, метнулся, поднял лицо уголовник. Полураспавшееся, но странно знакомое даже таким, с отвалившимися кусками плоти, с обнажившимся черепом лицо…

Кантонов!!! Второй конвоир был Яфетов. Те, кого он убивал еще первыми, еще не королем карского алюминия, а главарем обычной шайки. Потом покойников было не счесть, но эти, эти были первыми, и Фрол рванулся с болезненным криком. Костяные пальцы впились крепче.

— Тихо, тихо, Фрол Тихомирович, скоро приедем…

Машина мягко шелестела и шумела по шоссе, вскочить не давал ремень безопасности, а рев толпы раздавался из радиоприемника — транслировали матч по футболу.

Ну конечно, он ехал в родные места, в схорон. Скоро, скоро он засядет на глубину нескольких метров, под слой металла и бетона. Ни Гитлер, ни Борман не имели такого совершенства, как его бункер, и скоро-скоро он станет недоступен для всяких Нанду и прочих мужиков и лохов.

Опять дремал Фрол и зря боялся снова заснуть, потому что теперь ему снилось хорошее, как он отнимает копейки у малышей возле кинотеатра. Фрол даже всхлипывал во сне и улыбался, так приятно было вспоминать, как в золотые, невозвратные четырнадцать лет пинал в промежность первоклассников, не дававших выворачивать карманы.

И секретарю Простатитова, Анне Сергеевне, тоже снилось хорошее, что ее переводят в начальники общего отдела. Причем снилось прямо в рабочее время, потому что губернатор позорно продул перевыборы и тут же бесследно пропал. Делать Анне Сергеевне было решительно нечего, погода была тихая и теплая, и детективный роман — ах! — сам выскальзывал из пухлой руки Анны Сергеевны. Содержание сна странно диктовалось и весной с ее прозрачностью и дивностью, и, так сказать, местом протекания сна. Потому что в этом сне перечислялись пайки, виды услуг, доступ в спецраспределители и другая благодать, которая должна была излиться на Анну Сергеевну с получением этого места.

Но как это случается во сне, приятное сменилось кошмаром. Вместо пайка и парикмахерской стал сниться еще без следа пропавший Простатитов. И во сне хныкала, плакала Анна Сергеевна, постепенно доходя до крика уже распяленным, потерявшим всякую форму ртом.

Что-то похожее на рычание вырвало Анну Сергеевну из сладких объятий Морфея. Над ней наклонялся верзила со страшным, обожженным лицом, и хоть убейте, где-то Анна Сергеевна это лицо уже видела…

Но как ни страшен был этот где-то уже виденный ею человек, но и выражение лица было самое приятное и милое, и голос его, подобный реву боевого быка, оказался ласков и заботлив.

— Девушка, да что случилось?! Кто вас обидел, девушка? Юбку оборвал? Жениться не хочет, поганец? Так вы только скажите, мы его и пригласим, и побеседуем…

И страшный человек сделал выразительное движение раскрытой ладонью, словно сгребал что-то висящее сверху.

— Да губернатор тут пропал! — не думая, выпалила Анна Сергеевна, и тут горе-злосчастье снова навалилось на нее, и не выдержала девушка, в голос зарыдала, распяливая рот, утирая слезы кулаками. — Пропа-ал!

— Я разве пропал?! — очень удивился вошедший, и тут только Анна Сергеевна начала приходить в себя.

А Нанду прошел в кабинет, и вслед за ним колыхнулась, стала втекать в кабинет губернатора свита.

— Гм, — произнес Нанду, задумчиво рассматривая кабинет, постепенно сосредотачиваясь на картинах.

— Интересно, а так это было или все-таки не совсем так, а Михалыч? — обратился он к пожилому, седеющему мужику с красной рожей. И ткнул в картину, на которой, ангельски улыбаясь, казаки копьями протыкали на стенах Карска невыразимо отвратительных маньчжур.

— Категорически не так, — решительно ответил Михалыч, и Нанду кивнул головой.

— А это еще что? — ткнул он пальцем в назидательную картину, где враги перестройки зашибали танковым люком защитника ельцинизма Илью Рохлина. И веселое изумление все яснее пробивалось на его физиономии по мере получения объяснений.

— Может, в сортир перевесим? — деловито спросил Нанду свиту.

— Завтра… Поработать надо… Вот по алюминию… Вот… — все задвигались, заговорили.

— Ну, значит, завтра… Девушка, — обратился к Анне Сергеевне этот странный, непонятный человек, и Анна Сергеевна испугалась и даже схватилась за сердце. — Да что вы так меня боитесь?! Честное слово, не кусаюсь. Даже Ельцина и то не покусал… И не бойтесь, я вас не уволю. Вы бы лучше нам чайку, а?

Анна Сергеевна сделала понимающее лицо и пошла выполнять свои обязанности.

Пройдет не так уж много времени, и закаты нальются красками — густыми, зрелыми, тяжелыми. Не будет в них трепетности, юности, незавершенности. Закаты будут начинаться раньше, листва станет не салатной, а густо-зеленой, и в кронах, как ранняя проседь, нет-нет, да и мелькнет желтый лист. День пойдет на убыль, солнце заходить будет в туманы, станет грустно и легко по вечерам, и тогда уже сны будут сниться не легкие, волшебные, а солидные, серьезные сны-снищи. И страшно подумать, что будет сниться в августе тем, кому плохо спалось в конце мая.