Читать книгу - "Отстегните ремни - Катерина Кириченко"

Газ шел с едва заметным шумом. Подумав секунду, я включила на всякий случай и все четыре имеющиеся на плите конфорки. Звук усилился.

Сколько мне надо ждать? Полчаса? Час?

Говорят, перед смертью у тебя в голове проносятся картинки всей твоей жизни. Я сосредоточилась на экране перед собой, но картинок почему-то не было.

Я заставила себя напрячься и вспомнить что-нибудь из детства.

Перед глазами встала пыльная дорога нашего дачного поселка в Малаховке. Освещенные косыми лучами предзакатного солнца бронзовые стволы сосен, длинные вечерние тени от дощатых заборов вдоль дороги, и вдалеке — подпрыгивающая походка маленькой фигурки, бодро шагающей навстречу мне от станции — папа! Я сорвалась ему навстречу. В груди билось сердце, и ножки быстро ударяли песчаную дорогу. Я бежала все быстрее и быстрее, и казалось, что ноги не успевают за моим сердцем, которое билось уже в бешеном темпе…

Картинка внезапно исчезла, и перед глазами опять стало темно. Я поняла, что сижу на полу, и у меня действительно очень быстро бьется сердце. И, кажется, ОЧЕНЬ болит голова.

Уже действует? Я прислушалась к себе. Голова болела нестерпимо и слегка кружилась. Сердце выплясывало африканские пляски. В ушах слегка шумело (или это был звук от идущего газа?). Я попыталась встать и поняла, что у меня нет сил. Рука, которой я оперлась о пол, стала какая-то неуверенная, кисть безмерно ослабела и болела. Я вспомнила, что не так давно эту руку мне почти вывернул «добрый» Колян. Попробовала опереться о другую. Боли не было, но в руке тоже чувствовались предательская слабость и дрожь.

Так быстро? Сколько прошло времени? Десять минут? Пятнадцать?

Я откинулась на дверку кухонного шкафчика.

Все идет хорошо. Газ, по всему видать, уже действует.

Опять закрыв глаза, я попыталась вспомнить что-нибудь еще.

Перед глазами возникло улыбающееся личико Даши. Я улыбнулась ей в ответ.

«Пойдем! — Даша тянула меня куда-то вперед за руку, упираясь ногами в пол. — Пойдем быстрее! Там пришел папа!»

Я опять улыбнулась и попробовала вырвать руку из цепких детских пальцев.

«Папы нет, солнышко. Ты иди одна. Я тут посижу. Я устала почему-то…»

Девочка продолжала тянуть меня за руку. Я отбивалась.

«Я больше ничего не хочу! Уходи одна. Иди к папе. Оставь меня, я очень устала…»

Даша опять потянула меня за руку, и мою руку свела жуткая судорога боли.

Я застонала, или мне показалось, что я застонала. Судорога… она мне мерещится или скручивает меня на самом деле?

Вырвав руку от Даши, я попыталась размять ее, но она не поднималась, а висела парализованной плетью, как бывает во сне, когда отлежишь руку так, что приходится поднимать и перекладывать ее второй рукой, поскольку она больше не в состоянии сама пошевелиться.

Этот город самый лучший город на земле… — запел в голове знакомый голос. Я опять улыбнулась.

Передо мной встал отчетливый образ: нога в колготке, торчащая из-под стола со свисающей до пола кривой клеенкой. Густая засохшая липкая черная лужа на линолеуме, влипшие в нее куски упавшего со стола хлеба и остатков яичницы…

Нет! Я попыталась помотать головой, чтобы отогнать видение.

Голова закружилась, и пол поехал куда-то вбок и встал вертикально.

Вертикально — это нехорошо. Непорядок. Я попыталась повернуть голову набок, чтобы выровнять тем самым пол. Голова проделала неописуемую траекторию и повисла в очень неестественной позе. Пол от этого опять пришел в движение и издевательски перевернулся вверх ногами. Оказавшийся на полу потолок со встроенными в него круглыми лампочками подвесной подсветки дрожал, но двигаться дальше не стал.

Я устала бороться за правильность конструкции и захотела прилечь.

Тело слушалось меня едва-едва и было словно налито свинцом. Тяжелые руки и ноги слегка помогали упираться в пол, пока я принимала горизонтальное положение.

В голове раздавались уже не тихие звуки идущего газа, а шум реактивных моторов.

Уже скоро, — поняла я.

Уже скоро все кончится.

«Папа пришел!» — настаивал Дашин голос где-то в темноте у меня перед глазами.

Не цепляться за сознание! Не цепляться! Отпустить себя и дать миру погаснуть! Не биться за жизнь! Она того больше не стоит…

И как только я это поняла — мир потух. Стало абсолютно тихо и темно. И очень-очень хорошо…

Господи!..

Откуда я это про Господа?! Я же вроде была атеистка?

А впрочем, какая теперь разница, кем я БЫЛА?

Господи! Прими душу рабыни твоей Ксении и прости меня за все, на что мне не хватило духа и смелости…

Вот черт…

* * *

Первое, что я увидела, когда открыла глаза, — это низко-низко склоненное надо мной лицо Макса.

Я улыбнулась и опять закрыла глаза. Жаль, нельзя вернуться и рассказать человечеству, что умирать — вовсе не страшно и не так неприятно, как народ думает. Напротив, это даже очень сладко, и, если жизнь пошла наперекосяк, нет никакого смысла там мучиться и бояться смерти.

Макс был очень настойчив. Он тер мою кожу на руках и ногах, зачем-то давил руками на грудь и пытался вдохнуть мне в рот воздух.

Я попыталась отмахнуться и сказать ему, что он совершенно напрасно старается, и у меня и так все хорошо. Мне просто отлично, и я почти счастлива, но рука не поднималась, а из горла не выдавилось ни звука. Губы пошевелились и вновь затихли.

— Ксюшенька, милая! Посмотри на меня опять! Открой глаза!

Максов голос казался настырным. Почему он не дает мне спокойно полежать? Мне так хорошо, но он, наверное, просто об этом не знает. Надо как-то дать ему понять.

Я опять попробовала поднять руку, и на сей раз она пошевелилась, и мои пальцы коснулись чего-то мягкого и теплого, но чего, я не рассмотрела, — в глазах снова потух свет.

К моим губам опять прислонились чужие губы, и в легкие мне насильно рванулась струя воздуха. Чужой воздух отчетливо пахнул кофе.

Я открыла глаза и посмотрела перед собой. Надо мной нависала прямая и длинная челка Максовских волос, а чуть ниже, если скосить взгляд, виднелись два пытливо в меня всматривающихся карих глаза.

Ну, точно, — это был Макс. Я вновь улыбнулась и попыталась отъехать обратно в теплую и приятную дрему, но твердая рука взяла меня за подбородок и настойчиво затрясла мое лицо. Пришлось опять открыть глаза.

— Ксения! Ты меня слышишь?! Немедленно дай мне знать, если слышишь!

Мне не хотелось расстраивать хлопочущего вокруг меня человека, и я попыталась взять его за руку. Удивительно, но на этот раз у меня это получилось. На ощупь Макс оказался мягкий и теплый.