Читать книгу - "Танцы мертвых волков - Георгий Ланской"

— А почему вы вообще ночевали на съемной квартире? — сладко поинтересовалась Лариса.

— С мужем поругалась, не хотела идти домой, ну, вы понимаете…

— Нет, не понимаю, я не замужем, — отрезала Земельцева.

— Оно и видно, — усмехнулась я.

Следователь на мгновение потеряла контроль над собой. Руки женщины просто заходили ходуном. Подавив желание вцепиться мне в глотку, она судорожно сглотнула и кисло улыбнулась.

— Знаете, что я думаю. Дело было так: вы ждали на съемной квартире звонка от сообщника, что Тыртычная устранена, потому дома и не ночевали. И дождались, судя по звонку.

Я округлила брови и презрительно ухмыльнулась. Разговор мне нравился все меньше и меньше. Тетка явно хотела повесить на меня всех собак.

— И зачем, позвольте мне спросить, я ее, как вы изящно выразились, устранила? Для убийства должен быть мотив, насколько мне известно.

— Если мы не знаем мотива, не значит, что его нет, — улыбнулась Земельцева. — К примеру, ревность. А что? Она молода, хороша собой, вполне могла встречаться с вашим мужем. Или еще того хлеще, с вашим любовником — Шмелевым. Или вы не знаете Шмелева?

— А задушил ее надо полагать Шмелев? — осведомилась я. — Понятно…

Я взяла телефон со стола. Лариса улыбнулась.

— Адвокату звоните?

— Ну, зачем же сразу адвокату, — парировала я. — Прокурору. Вашему шефу…. Егор Константинович, добрый день… да… да… ой, спасибо…

Лариса беспокойно заерзала на месте. Чего — чего, а вот близкого знакомства прокурора с какой то брюнетистой выскочкой, вроде меня, она явно не ожидала. Лариса протянула руку.

— Отдайте телефон!

— Вы со мной драться будете? — удивленно спросила я. — Ах, нет, это не вам, Егор… А я буквально на этаж ниже… у некоей Земельцевой. Конечно, подожду, куда же я денусь….

Лариса задышала, как собака. Думаю, она отметила, что я не назвала начальника по отчеству. Ну, все, теперь пойдут слухи, что он как минимум мой любовник…

— У вас есть собака? — быстро спросила она.

— Нет, есть попугай. Сторожевой попугай вас не устроит? — нагло ответила я.

Лариса стиснула зубы.

— Что вы делали одиннадцатого июня? — быстро спросила она, черкая в протоколе соответствующую строку. Я покосилась на Земельцеву, как на врага и вздохнула.

— Да откуда я знаю, это месяц назад было. Какой хоть день недели?.. Четверг… мы наверняка сдавали номер, так что торчала на работе до позднего вечера, скорее всего.

— А двадцатого мая?

— За границей была. Это совершенно точно. Мы с мужем ездили в Италию. Решили сгонять, пока не начались летние каникулы, там в это время поспокойнее, знаете ли…

— Не знаю, — мрачно сказала Лариса.

— Ну, оно и понятно, — усмехнулась я.

В коридоре послышался гул. Думаю, Земельцева инстинктивно догадалась, что к ее кабинету летит гроза, готовая обрушить на ее несчастную голову громы и молнии. Подвинув протокол, она быстро произнесла:

— Прочтите и подпишите: с моих слов записано верно… Боюсь, что я вынуждена ограничить вас подпиской о невыезде…

— Премного благодарна, — рассеяно ответила я, впившись глазами в листок бумаги. — Надеюсь, на улицу хоть выходить разрешите?

Земельцева хотела достойно ответить, но не успела. Дверь в ее кабинет распахнулась без стука. Увидев радостно улыбающегося шефа, Лариса наверняка поняла, что окончательно проиграла.

Никита был мрачен. Потерев обеими руками лоб, он взъерошил коротко постриженные волосы, отчего они стали дыбом.

— В голове не укладывается, — вздохнул он.

Я пожала плечами. Мы встретились в кафе "Пиццоли" на следующий день после моего визита в прокуратуру, что для обоих было удобно. Никита рядом жил, я работала. Вырвавшись на обед, я позвонила Никите и решительно потребовала встречи. Никита приехал в кафе, опоздав всего на полчаса. Издергавшись в ожидании, я встретила его градом вопросов.

— Да отстань ты, и без того тошно, — отмахнулся Никита и убежал за едой.

— Кофе мне возьми! — крикнула я вдогонку. Никита кивнул и исчез за стеной. Мельком взглянув на часы, я со вздохом уставилась в окно. Над городом висела туча. Угрожающие всполохи в чернильной синеве сверкали все ближе. По стеклу рикошетили редкие капли.

В кафе было малолюдно. Место это было не самым дешевым, отчего простые служащие обедать сюда в свой перерыв не ходили. Может быть, именно поэтому кафе и не успело встать в один рядом с большинством провинциальных заведений, уравнивающихся в статусе с забегаловками, где посетители не гнушаются потреблять дешевый алкоголь под еще более дешевую закуску, а то и без оной. Нет, здесь атмосфера была уютной, и даже с намеком на что-то изысканное, если можно было бы посчитать таковым дикую смесь деревенского и средиземноморского стилей и мрачной готики. Почему хозяин кафе решил сделать один зал в аскетично-средневековым, от чего хотелось повеситься прямо на тяжелой деревянной люстре в виде колеса не то прялки, не то телеги. Однако готический зал у публики пользовался не меньшим спросом. Особенно здесь любила развлекать себя по вечерам молодежь, давно и прочно причислившая себя к взбитым сливкам общества. Но сейчас в темном зале кроме меня не было никого. Я посмотрела в сторону кассы, где с подносом стоял Никита, и перевела взгляд на широкий жидкокристаллический телевизор, где приглушенно стенала иностранная певица хорошо поставленным оперным голосом.

Это я, и таким я останусь навечно —

Один из заблудших,

Без имени,

Без верного сердца, чтобы направлять меня.

Это я, и таким я останусь навечно —

Безымянный.

Эти стихи — последняя попытка

Отыскать утраченную жизнь.

Слова песни доносились как из другого мира. Сегодня эта гнетущая атмосфера как нельзя кстати подходила моему внутреннему состоянию. Вряд ли, издергавшись после бессонной ночи, я смогла бы усидеть в другом месте, с веселенькими обоями, интерьерными коровками и овечками из раскрашенной керамики, и прочей дешевой мишурой, способной лишь отвлечь взгляд от сырого пятна на потолке, отколотого куска напольной плитки, сального пятна на фартуке официантки. Нет, темно-шоколадные стены сегодня — сознательный выбор, не позволяющий мыслям растечься в неизвестности. Я уставилась на экран, где сквозь дикую вакханалию бас-гитар ручейком пробивался дивный, и почему-то жутковатый голос.

Мой высохший цветок

Прячется между второй и третьей страницей —

Когда-то прекрасный, он умер с моими грехами

Пройди темным путем,

Усни с ангелами,

В нужде — обратись к прошлому,