Читать книгу - "Нет числа дням - Роберт Годдард"

— Да, наверное.

— Мы с тобой не приходили сюда в сентябре семьдесят второго?

— Нет.

— Если бы пришли, разговоры о Людовике Девятом и его драгоценной добыче — кстати, давно перевезенной в Нотр-Дам, — могли аукнуться в твоем сознании так же, как название того испанского городка, Номбре-де-Дьос.

— И что?

— То, Ник, что мне кажется, я знаю слова, которые ты никак не мог вспомнить.

Ник резко остановился и уставился на брата.

— Знаешь?!

— Да. Уверен.

— И что же это за слова?

— Número de Días, — еле слышно проговорил Бэзил. — Число дней.

Ник не сводил с брата глаз. Он не мог говорить. Не мог двигаться. Бэзил прав. Número de Días.

— Мы с отцом побывали в Бакленде вскоре после моего возвращения из Греции. Я и забыл об этом, пока ты не упомянул, что тоже ездил туда с ним. Он провел много времени перед картиной с изображением похорон Дрейка. А потом пробормотал те самые слова, которые не смог вспомнить ты. Número de Días. Он сохранил их в памяти, а ты позабыл. Número de Días. Отец повернулся ко мне и сказал: «Ты знаешь легенду о числе дней, Бэзил?» Вышло так, что я знал, и отец проворчал, что за годы в монастыре я хоть чему-то научился, а потом продолжил: «Когда я умру, расскажи Нику эту легенду. Приведи его сюда — вот прямо сюда — и расскажи. Обещаешь?» Я охотно согласился, хотя в тот момент не понимал всей серьезности момента и слушал вполуха. Посчитал это очередным капризом старика. В общем, не обратил особого внимания, а отец и не настаивал. Только теперь мне стало ясно, что к чему. Перед тем как мы вышли из музея, отец последний раз посмотрел на картину и тихо — я еле расслышал — сказал: «Он вспомнит». «Он» — это ты, разумеется. И отец был прав. Уверен: рано или поздно я тоже вспомнил бы — и нашу поездку, и свое обещание. Рано или поздно мы с тобой съездили бы в Бакленд и посмотрели на ту картину. А потом наконец…

— Я бы вспомнил.

Ник невидящим взглядом смотрел на реку. Они вышли из Сент-Шапель и двинулись к зеленому скверу Вер-Галан, остановились на самой стрелке, глядя на крыши Лувра на северном берегу. Ник не обращал на них внимания, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями. Речной трамвай степенно проплыл мимо, оттуда замахал ребенок. Они не ответили.

— Мы так далеко от Плимута. Пока что тебе придется помнить все за меня. Что это за история про число дней?

— Мне рассказал ее старый монах, лежавший на смертном одре. Речь идет об Иакове, брате Господнем — спорной фигуре в религиозной истории, так как католики не признают существования братьев Христа по причине непорочности Девы Марии. Но внимательное прочтение Евангелия дает все основания предполагать, что Иаков и Христос были кровными родственниками. Братьями. Или, строго рассуждая, сводными братьями. Иаков был преданным учеником, можно сказать, апостолом. Он сменил Петра на посту главы церкви в Иерусалиме. Павел спрашивал его совета по религиозным вопросам. Некоторые из учеников были согласны с мнением Павла, высказанным им в Первом послании к коринфянам, о том, что Христос явился Иакову раньше, чем всем другим апостолам. Иаков верил, что христианство и иудаизм смогут примириться. Он поддерживал тесные связи с иудеями вообще и фарисеями в частности. Радовался редкой для христианина возможности доступа в храм Соломона. Пытался восстановить дружественные отношения между двумя религиями, пока в шестьдесят втором году не пал жертвой интриг — если верить легенде, погиб от удара вальком по голове. Ритуальное и очень знакомое убийство, не считаешь?

— Считаю. — Ник искоса посмотрел на Бэзила. — Расскажи мне легенду.

— Хорошо. Расскажу ее так, как услышал в свое время от брата Филимона. В течение сорока дней, между Воскресением и Вознесением, апостолы неоднократно спрашивали Христа, когда же он вернется во всей славе, когда наступит Царство Божие на Земле? А он отвечал лишь, что людям того знать не дано. Но кое-кто верит, что Господь сделал исключение для своего единокровного брата. Открыл Иакову, сколько дней осталось до второго пришествия.

— Число дней.

— Оно самое.

— Ты имеешь в виду, что…

— Именно это я и имею в виду. Что, если Иаков еще до своей смерти записал дарованное ему предсказание и попросил друзей-иудеев спрятать его где-нибудь в тайниках храма? Оно могло лежать там, ненайденным, до двенадцатого века, когда его обнаружили тамплиеры. Конечно, они поняли, что отыскали не безобидную реликвию, а еретическое откровение, которое ни в коем случае не одобрят в Риме. Я думаю, это была какая-то табличка с надписью. Папирус бы столько не пролежал. Кроме того, никто не повез бы папирус в Корнуолл — место очень влажное. Нет, каменная табличка скорее всего. Надпись, конечно же, была сделана на греческом, и большинство средневековых европейцев вряд ли могли ее прочесть. Иаков греческим владел блестяще, о чем говорит его послание, которое признавали даже в Риме.

Греческая система счисления использует буквы: альфа — один, бета — два, гамма — три и так далее, до десяти, только устаревшая буква — дигамма — обозначает число шесть. Каппа — двадцать, лямбда — тридцать и далее до ста; девяносто обозначается еще одной устаревшей буквой — коппа, двести — сигма, триста — тау и так до тысячи; за исключением девятисот: тут снова устаревшая буква, сампи. Если я не ошибаюсь, тысяча записывается с помощью альфы с ударением, и все начинается сначала. Таким образом, для непосвященного человека цифра выглядит как слово. А греческое слово, написанное на средневековом витраже в Корнуолле, вряд ли привлекало массу желающих его прочитать.

— Я помню начало фразы — «Число дней…» — задумчиво произнес Ник. — А остальное — нет. Совсем ничего.

— Вспомнишь, когда придет время.

— Но ведь сам я в это не верю. В Страшный суд. В какой-то определенный день. В точно предсказанный апокалипсис.

— По большому счету для нас это несущественно. Обнаружение таблички с числами под храмом Иерусалима, подтвердившее легенду о невероятном предвидении Иакова и о втором пришествии, стало незабываемым, потрясающим, повергающим в трепет событием. И не важно, что мы об этом думаем. Люди, которые ее отыскали, поверили в нее. А многие еще поверят. Если, конечно, записанная на ней дата уже не прошла. Это тоже будет своего рода трубный глас, только совсем-совсем неожиданный.

— Ты думаешь, витраж Суда в Сент-Неоте хранит эту тайну?

— Да.

— И его стекла — с числом дней — замурованы в Тренноре?

— Да. А ты — нет?

На несколько долгих минут Ник задумался. Но это ничего не изменило. В конце концов он вздохнул и признал:

— Верю. Конечно, верю.

* * *

В душе Ника воцарилось необычайное спокойствие, к которому он никак не мог привыкнуть. Верит он сам в легенду или нет — не важно. Главное, что в нее верят другие. Тайна в том, что тайн на самом деле две — находка и знание. Можно заставить Треннор выдать древний секрет. А можно не заставлять. Как Ник и Бэзил захотят, так и будет. Все у них в руках. Хотя на самом деле никакого выбора нет. Ник понял это с ясностью блеснувшего стекла. Эта тайна — его тайна — никогда не станет явью.