Читать книгу - "Подвал. В плену - Николь Нойбауэр"

Баптист выдержал паузу, потом вздохнул.

– Работая в адвокатской конторе, она подала иск против нашей фирмы. Я счел этот поступок несоответствующим ситуации и сказал ей об этом.

– И из-за этого один человек может убить другого? – спросил Ханнес скорее удивленно, чем с упреком.

Хенке сердито взглянул на него и проигнорировал вопрос.

– И из-за этого, значит, у вас разгорелась ссора?

– У нас были не лучшие отношения. Подробности я вспомнить не могу.

– Опишите, как вы ее убили.

Ну теперь-то он должен притворяться? Волноваться хоть немного, рассказывая о том, как убивает человека? Баптист даже не пытался.

– Мы начали спорить, она стала кричать. Я взял нож с кухонного стола.

– Что за нож?

– Обычный такой кухонный нож.

Конечно, адвокат сообщил ему о ноже. Эта информация прошла через прессу. Им не стоило распространять сведения об убийце, но они с Вехтером хватались за любую соломинку.

– И что случилось потом?

– Я воткнул ей нож прямо в сердце.

– Вы не могли бы показать это нам? – спросил Ханнес.

Баптист обернулся к нему, в его глазах читалась бесконечная печаль.

– Я воткнул ей нож прямо в сердце…

– На этом мы могли бы сегодня закончить, – произнес Хенке и закрыл папку.

Ханнес покачал головой. Еще вчера у них имелось двое убийц, а сейчас они в любой момент могли остаться с пустыми руками.

Хенке сунул Баптисту формуляр протокола:

– Прочитайте, пожалуйста, это и подпишите…

Баптист взял ручку и расписался гигантскими буквами через весь документ.

Ханнес прищурился:

– Вы левша, что ли?

– Да, pourquoi?^[63]

На столе зажужжал мобильник адвоката.

Ханнес покачал головой:

– Почему мы вас сразу не отправили домой?

Хенке захлопал в ладоши радостно, как ребенок:

– Да-да, и почему же не отправили?

– У вас ведь была тайна, так?

– Да, – сухо ответил Оливер. – У нас была тайна.

– Какая?

– Тайна есть тайна, правда? Об этом говорит само слово.

Оливер положил пальцы на ручку двери и подергал – напрасно.

– Очень жаль. Блокировка от детей.

– Ха-ха, очень смешно.

– Отдай-ка шарф обратно.

Вехтер протянул руку. Оливер не отпускал шарф, и комиссару пришлось вырвать ткань у него из рук. Он запихнул шарф обратно в пакет и бросил на заднее сиденье. Тяжелый запах духов улетучивался и витал над их головами, как воспоминание.

– Хорошо, тогда ты просто останешься здесь, посидишь, музыку послушаешь, пока до дома не доедем. Я вкалывал сорок сверхурочных часов, в последние дни я только и делал, что слушал твои бредни и позволял тебе на себя плевать. А теперь вот еще играю роль твоего личного шофера. Я старый дурак. Пошел ты в задницу со своими историями.

Оливер раздраженно покачал головой. Прошло пять минут, шесть, семь, восемь, а запах духов все больше угнетал их и давил. И тут Оливер начал говорить, словно умирающий от жажды человек, который мелкими глотками пьет яд. Он рассказывал о том, что произошло несколько месяцев назад.

Это было вечером, после того как случилась крупная ссора, самая крупная ссора, и он больше не узнавал ее. Он даже не мог вспомнить, о чем шла речь, а потом все расплылось в голубом тумане, и он ушел. Может, это и к лучшему.

Было уже поздно, когда он позвонил. Она стояла на пороге в ночной рубашке, с шалью на плечах, лицо без макияжа. Она уже спала к тому времени, как он пришел. Он еще никогда не видел ее без макияжа. Ему не следовало приходить.

– Что ты здесь делаешь в такое время? О господи, ты себя в зеркале видел? Проходи!

Она втащила его в комнату. Дверь за ним захлопнулась на замок, оградив от шума и подъездного сквозняка. Она взяла его лицо в ладони и внимательно осмотрела.

– Что с тобой случилось? Кто это был?

Он отпихнул ее руку – она делала ему больно. Вся левая половина лица горела огнем. Наверное, он выглядел как зомби.

– Погоди-ка, – сказала она, – у тебя кровь, мы должны об этом позаботиться.

Она провела его в ванную и усадила на табурет, смазала мазью скулы. Было так больно, словно его снова избили, но он внутренне прощал ее, это он умел хорошо. Она заговорила с ним, ее голос звучал, будто из-под воды. Он понимал слова, но не осознавал их смысла.

– …да расскажи уже, что произошло.

Это не помогало, ему нужно было вынырнуть. Он не имел ни малейшего понятия о том, что произошло. Если он слишком долго будет находиться внутри себя, то потом не сумеет вернуться. Она внимательно посмотрела на него и направилась в кухню. Он побрел за ней, как пес. А что ему еще оставалось делать?

– Я сейчас позвоню Лорену.

– Нет!

– Почему нет? Он ведь будет беспокоиться. – Она уже схватила телефонную трубку.

Он умоляюще сложил руки:

– Нет. Пожалуйста, нет.

Она смотрела на него, раскрыв рот. Так прошло несколько секунд, пока она не поняла:

– Это сделал он?

Как он мог ответить на этот вопрос?

Ее лицо окаменело.

– Я звоню в полицию.

Она уже набрала номер, но он вырвал у нее из рук телефон, швырнул на паркет, так что батарейки выскочили и разлетелись по комнате.

Он издал протяжный звериный вой, всхлипывания сотрясали его тело. Он слышал себя словно со стороны. Она положила руки ему на плечи, прижала к себе, он уткнулся в нее лицом, зарылся в мягкую шерсть ее шали. Она хорошо пахла и крепко держала его, пока всхлипывания не прекратились. Только дрожь осталась – озноб охватил его изнутри и сотрясал грудную клетку.

– Я могу у тебя переночевать?

Она молча отвела его в спальню. Каждое движение отдавалось болью в мышцах. Она уложила его на большую кровать, он лег головой на ее плечо, теплое, пахнущее сном. Наверное, так бывает на самом деле, когда лежишь рядом с матерью. Как давно это было! Он уже и вспомнить не мог.

– Ты же дрожишь.

Она привлекла его ближе к себе, он сопротивлялся, не хотел, чтобы она его трогала. Его лицо покраснело и опухло, ребра болели от прикосновений.