Читать книгу - "Мастер убийств - Дэниел Сильва"

Пятью минутами позже Габриель с Шамроном проследили за тем, как Юсеф и Жаклин, выйдя из дома, уселись на заднее сиденье темно-синего «воксхолла». Через несколько секунд после того, как уехал автомобиль, мимо окон Габриеля проследовала еще одна машина: это были люди Шамрона. Теперь Габриелю и Шамрону оставалось одно: ждать. Чтобы заполнить паузу, Габриель вставил в деку кассету и еще раз прослушал состоявшийся между Жаклин и Юсефом разговор.

«— Скажи мне одну вещь, — произнесла Жаклин. — Когда все закончится, я увижу тебя снова?»

Габриель выключил деку и задался вопросом, к кому в этот миг обращалась Жаклин — к Юсефу или к нему.

* * *

Кромвель-роуд в ночной темноте напоминала коридор, связывавший центральную часть Лондона с западными пригородами. Мимо Жаклин проносились на большой скорости очертания отелей и домов эдвардианской эпохи, освещенные мигавшими неоновыми вывесками и рекламными щитами. В эту ночь виды за окном автомобиля были исполнены для Жаклин особого очарования. Ей нравилось все: и мерцание светофоров, и причудливые силуэты старинных зданий, и неровный свет неоновой рекламы, выхватывавший из тьмы мокрые тротуары и брусчатку мостовой. Жаклин опустила на несколько дюймов окно и втянула носом холодный воздух ночи, напитанный влажностью и запахами дизельного топлива, речной тины и поджаривавшихся на гриле сосисок. Посреди ночи Лондон представлялся ей непостижимым и загадочным.

Через некоторое время они поменяли машину — пересели из темно-синего «воксхолла» в серую «тойоту» с трещиной посреди ветрового стекла. «Воксхоллом» управлял молодой симпатичный парень с хвостиком на затылке. За рулем «тойоты» сидел человек постарше — ему было минимум сорок, — с узким лицом и неспокойными темными глазами. В отличие от парня с хвостиком, сорокалетний вел машину на сравнительно небольшой скорости.

Юсеф, обращаясь к водителю, произнес несколько слов на арабском языке.

— Говорите по-английски или по-французски — или помалкивайте, — сказала Жаклин.

— Мы палестинцы, — сказал Юсеф. — И арабский — наш родной язык.

— А мне плевать! Я-то по-арабски не говорю. И чувствую себя некомфортно, поскольку не понимаю, о чем вы болтаете. Так что извольте объясняться на понятном мне языке, а не то я выпрыгну из машины!

— Я просто сказал ему, чтобы он ехал потише.

На самом деле Юсеф попросил водителя глянуть, нет ли за ними слежки.

На заднем сиденье между Юсефом и Жаклин лежал небольшой чемодан. Юсеф отвез Жаклин к ней на квартиру и помог собрать вещи.

— Только самое необходимое, — сказал он. — Если понадобится новая одежда, тебе дадут деньги, и купишь все, что захочется.

Он наблюдал за тем, как она паковалась, исследуя взглядом каждую вещь, которую она укладывала в чемодан.

— Какую одежду брать? — с сарказмом в голосе осведомилась Жаклин. — Для теплого климата или для холодного? Мы направляемся в Норвегию или, может, в Новую Зеландию? В Швецию или в Швейцарию? И еще: как мне предстоит одеваться? Для приемов или для прогулок по сельской местности?

Она закурила. Юсеф тоже достал сигареты и протянул руку за ее зажигалкой. Она отдала ему зажигалку и проследила за тем, как он прикуривал. Он уже хотел было вернуть ей зажигалку, как вдруг что-то в ней привлекло его внимание. Он поднес ее к глазам и, поворачивая из стороны в сторону, стал ее рассматривать.

Жаклин затаила дыхание.

— Отличная вещь, — сказал Юсеф, после чего прочитал выгравированную на боковой грани надпись: «Доминик с любовью на добрую память».

— Откуда у тебя эта зажигалка?

— Она у меня уже, наверное, лет сто.

— Изволь ответить на мой вопрос.

— Эту вещь мне подарил мужчина. Кстати сказать, этот человек никогда не заставлял меня путешествовать с незнакомцами.

— Должно быть, это очень добрый парень. Но почему я не видел у тебя эту зажигалку прежде?

— Ты много чего не видел. Но какое это имеет значение?

— Как какое? Может, я ревную!

— Взгляни на дату, идиот.

— "Июнь тысяча девятьсот девяносто пятого года", — прочитал Юсеф. — Скажи, этот человек сейчас что-нибудь для тебя значит?

— Если бы значил, я бы сегодня с тобой не разговаривала.

— Когда ты в последний раз его видела?

— В июне девяносто пятого. Когда он вручил мне эту вещицу «с любовью на добрую память».

— Вероятно, он играл большую роль в твоей жизни. В противном случае ты вряд ли бы стала хранить его зажигалку.

— Эта не его зажигалка, а моя. И я храню ее, потому что она красивая и отлично работает.

Габриель прав, подумала Жаклин. Юсеф что-то подозревает. А это означает, что ей, скорее всего, из этой переделки живой не выйти. Возможно, Юсеф прикончит ее сегодня же вечером.

Она выглянула в окно «тойоты», задаваясь вопросом, уж не явится ли Кромвель-роуд последней улицей, которую ей доведется в этой жизни увидеть. Надо было ей все-таки написать прощальное письмо матери и оставить в сейфе своего банка. Интересно, подумала она, что скажет Шамрон по поводу ее смерти матери? Сообщит ли, что она работала на службу? Или предложит другое объяснение? Или предпочтет, чтобы мать узнала о ее смерти из прессы? Она на мгновение представила себе строчки из газетной передовицы. «Жаклин Делакруа, марсельская школьница, которой удалось подняться к вершинам европейского модельного бизнеса, но чья карьера в последние годы клонилась к закату, умерла в Лондоне при загадочных обстоятельствах...» Неожиданно она задалась вопросом, как журналисты, к которым она всегда относилась с насмешками и пренебрежением, станут освещать прожитую ею жизнь. Наверняка ничего хорошего не напишут, решила она, но потом вспомнила Рене, с которым у нее сложились самые сердечные отношения. Уж кто-кто, а он порочить ее не станет. Помимо Рене, несколько теплых слов в ее адрес мог сказать и Жак. Вполне возможно, Жиль тоже не будет к ней слишком суров. Но нет, сказала она себе. Достаточно вспомнить вечеринку в Милане, когда они поругались из-за кокаина, чтобы понять: Жиль сделает все, чтобы и после смерти выставить ее в самом неприглядном виде...

Юсеф вернул зажигалку. Она взяла ее и положила в сумку. Установившееся в комнате молчание с каждой секундой становилось все более зловещим. Ей хотелось, чтобы он заговорил снова, сказал хоть что-нибудь. Когда он говорил, она чувствовала себя в относительной безопасности, пусть даже это была иллюзия.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала она.

— Который? Ты сегодня задавала так много вопросов...

— Мы увидимся с тобой, когда все это кончится?

— Это целиком и полностью зависит от тебя.

— Мне кажется, тебе не хочется отвечать на этот вопрос.

— Я всегда отвечал на твои вопросы.

— Неужели? Если бы ты с самого начала рассказал мне о себе всю правду, сомневаюсь, чтобы я дала согласие на эту авантюру и сидела сейчас здесь с чемоданом, готовясь отправиться в путешествие с совершенно незнакомым мне человеком.