Читать книгу - "Чему не бывать, тому не бывать - Анне Хольт"

— Солнышко мое любимое, — сказал он, вставая.

— Сядь.

— Хорошо, — робко согласился он.

— Я увидела фотографию Академии, — продолжила она так тихо, что он с трудом разбирал слова. — И я вспомнила занятия, долгие, трудные, утомительные дни... — Она подошла к окну, как будто ей легче и безопаснее было разговаривать со своим отражением в стекле. — Это был курс лекций по психологии поведения с точки зрения бихевиоризма. Уоррен развлекал нас лекцией, которую он называл Proportional retribution — «Эквивалентное возмездие».

На мгновение Ингвару показалось, что он заметил намек на улыбку.

— Развлекал нас, — повторила она. — Именно это он и делал. Мы смеялись. Все смеялись, когда Уоррен хотел, чтобы все смеялись. Это было в июне. Перед самыми каникулами. Было жарко, ужасно жарко и душно. В аудитории сломался кондиционер, мы все потели. Но не Уоррен. Он всегда казался свежим, всегда... cool.[11]Во всех значениях этого слова.

Она медленно повернулась. Опустила пустую чашку, которая повисла у нее на указательном пальце.

— Я трачу так много сил на то, чтобы забывать, — сказала она, не глядя на Ингвара, — что, наверное, не так уж удивительно, что мне было очень сложно это вспомнить. Хотя...

В глазах у нее стояли слезы. Она откинула голову назад, чтобы не дать им пролиться. Ингвар сделал движение встать: ему хотелось обнять ее, пожалеть.

— Перестань, — резко сказала она, потом вдруг улыбнулась сквозь слезы и украдкой провела по глазам. — Лекция была о мстителях, руководствующихся принципом «Око за око, зуб за зуб», о преступниках со склонностью к зеркальным наказаниям. О символике. Уоррен очень это любил. Он любил все, что было жестоким. Однозначным. Утрированным.

— Сядь, Ингер Йоханне. — Ингвар похлопал по дивану рядом с собой.

— Нет. Я должна рассказать тебе об этом сейчас, пока у меня есть силы. Вернее, — опять эта беглая, легкая улыбка, — пока у меня нет сил молчать.

— Я, если честно, совершенно не понимаю, о чем ты говоришь, Ингер Йоханне.

— Он рассказывал о пяти делах, — продолжала она, как будто не слыша его. — Первое было такое. Обвиняемый, некий садовод, имел роскошный сад, в который вложил много сил и средств. Не знаю, чем он зарабатывал, но, видимо, был довольно богат, потому что сад был украшением целой округи. Его сосед возбудил против него дело: они поссорились из-за межи. Сосед считал, что забор отхватил несколько лишних метров его земли. Разбирательство было долгим, в конце концов суд вынес решение в пользу соседа. Я не помню деталей, но дело в том, что... — она тяжело вздохнула, прежде чем продолжить: — ...соседа нашли мертвым сразу после вынесения окончательного решения. Язык был отрезан и лежал в красиво свернутом бумажном пакете, сделанном из обложки «Хаус & Гарден», журнала о...

— О доме и саде, — разочарованно сказал Ингвар. — Послушай, может, ты все-таки сядешь? Я тебя очень прошу. Ты мерзнешь. Иди сюда.

— Ты меня не слушаешь?

— Слушаю, но...

— Язык был отрезан! И красиво упакован! Самый прозрачный символ...

— Я уверен, — перебил он, — что по всему миру можно найти дела, в которых фигурировали бы трупы, оскверненные подобным образом, Ингер Йоханне, и которые не имеют ни малейшего отношения к убийству Фионы Хелле. Ты же сама говоришь: это было давно, и ты не очень хорошо помнишь.

— Самое ужасное как раз то, что я помню, — резко сказала она. — Теперь я все вспомнила. Ты не хочешь попробовать понять, Ингвар! Понять, как трудно заставить себя вспоминать то, что ты так отчаянно пытался забыть. Какую ужасную боль это причиняет.

— Сложно понять что-то, чего я так и не узнал, — сказал Ингвар и тут же поправился: — Прости. Я вижу, что тебе тяжело.

— Я никогда, никогда не смогу рассказать, что случилось! — почти выкрикнула она. — Сейчас я пытаюсь объяснить тебе, почему так долго не вспоминала об этой истории...

Он поднялся. Взял ее за запястья и заметил, как она похудела. Часы на браслете, которые не налезали на нее в последние месяцы беременности, теперь почти падали с руки. Она безвольно дала ему обнять себя. Он погладил ее по спине, ощущая под рукой ребра и позвонки.

— Ты должна хоть иногда есть, — сказал он, зарывшись лицом в ее потерявшие блеск, растрепанные волосы. — Ты должна есть и спать, Ингер Йоханне.

— А ты должен меня выслушать, — плакала она. — Мне так трудно, но я же понимаю, как важно, чтобы ты об этом узнал! — Она отшатнулась от него и уперлась руками ему его грудь. — Ты не можешь перестать спрашивать меня о моем прошлом? Ты не можешь забыть об этом и просто слушать меня?

— Это сложно. Когда-то ведь ты должна рассказать...

— Никогда. Понятно? Никогда. Ты обещал...

— У нас была свадьба назначена на следующий день, Ингер Йоханне. Я боялся, что ты ее отменишь, если я не соглашусь на твои требования. Но теперь все изменилось.

— Ничего не изменилось.

— Да изменилось! Мы женаты. У нас есть дети. Ты мучаешься, Ингер Йоханне, страдаешь из-за чего-то, что ты не хочешь даже приоткрыть для меня. И я не согласен...

— Тебе придется согласиться.

Он отпустил ее. Они продолжали стоять очень близко, но не касались друг друга. Он был почти на голову выше нее. Ингер Йоханне подняла лицо. В ее глазах была какая-то незнакомая ему темнота, у него заколотилось сердце — ему на мгновение показалось, что он увидел в ее глазах что-то похожее на... ненависть.

— Ингер Йоханне! — тихо окликнул он ее.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Но тебе придется об этом забыть. Может быть, когда-нибудь я смогу рассказать тебе, что произошло между мной и Уорреном. Но не сейчас. И не в обозримом будущем, Ингвар. Я посвятила несколько мучительных недель тому, чтобы вспомнить. И это был тяжелый экскурс в прошлое. И я больше не могу. Я хочу обратно. В мою нынешнюю жизнь. К тебе и детям. К нам.

— Конечно, — хрипло сказал он, сердце продолжало быстро биться.

— Я выудила оттуда историю, которую хочу рассказать. Остальное я отложила до лучших времен. Может, надолго, может, навсегда. Но ты должен... выслушать то, что я должна рассказать.

Он сглотнул и кивнул:

— Давай сядем. — Голос оставался хриплым, он смотрел ей в глаза. — Ты меня напугала.

Глаза снова стали обычными. Приветливыми. Приветливые, обычные, настоящие глаза Ингер Йоханне.

— Я не хотела.

— Давай сядем.

— Да перестань же ты!

— Перестать — что?

— Мне очень жаль, что я тебя напугала, но ты не должен вести себя со мной из-за этого как со случайным гостем. — Ее взгляд на мгновение стал враждебным. Не ненавидящим, как ему показалось сначала, но агрессивным и враждебным.