Читать книгу - "Бангкок - темная зона - Джон Бердетт"

— Давайте пройдем в отдельную комнату, — предложил я. И уже в нашей крохотной комнате для допросов я спросил: — Вы больше недели следите за мной. Почему?

— Хотел рассказать о своей сестре. — Его участие и отчужденность могли быть и наигранными, и естественными.

— Располагаете информацией о ее смерти?

— Ничего подобного.

— В таком случае что привело вас ко мне?

— Это она располагает информацией, которой хотела бы с вами поделиться. Она приходит ко мне каждый вечер. Ее душа не спокойна.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы переварить его ошеломляющую криминалистическую новость.

— Но зачем вам потребовалось играть в эти игры? Почему не пришли ко мне как нормальный человек?

— Я не нормальный человек. Я монах.

— Или ваши слова имеют какое-то отношение вот к этому? — Я показал на его левое запястье, где белел короткий шрам — точная копия того, что я видел у Дамронг.

— Не то, что вы думаете, — улыбнулся он. — Юношеская глупость, не более того.

Я что-то покорно проворчал и со вздохом попросил:

— Расскажите все, что знаете.

— Не здесь. — Монах окинул взглядом помещение. — Предпочитаю на улице. Думаю, вы тоже. Я не ошибся?

Он вышел из здания первым, я — за ним, и мы оказались под ослепительным солнцем, среди никогда не утихающего делового шума. Я следовал на полшага позади, как требовала традиция. Мы держались рядом с человеком в соломенной шляпе, который катил тележку, полную веников, щеток и швабр, и я наклонял голову и подставлял монаху ухо, чтобы не упустить ни одного слова.

По словам брата, Дамронг была кем-то вроде женщины-архата, или буддийской святой. Когда он родился, его назвали Гамон, а имя Титанака он получил в монашестве. Он рос больным ребенком. Мать пристрастилась к наркотикам, и время от времени ею овладевали приступы беспричинного гнева. Отец был профессиональным преступником, и все его тело пестрело магическими наколками на древнем кхмерском языке. Когда Гамону исполнилось семь лет, отца не стало — местные полицейские совершили ритуальное убийство. И отец, и мать были кхмерами и бежали после того, как Никсон стал подвергать бомбардировкам восточную часть их страны и дестабилизировал там обстановку. Оба ребенка родились в лагере для беженцев по эту сторону тайской границы. Уважение монаха к сестре показалось мне безграничным.

— Без нее я бы погиб. Когда отец был жив, она принимала за меня все тумаки — не позволяла пальцем меня коснуться. Была такой горячей, что даже он ее побаивался. И от матери тоже спасала.

— Это она заплатила за ваше образование?

— Да. Полностью.

Мы встретились взглядами. Мое образование было финансировано из такого же источника. Я не удержался и спросил:

— Вы знали, откуда деньги?

— Сначала нет. Но по мере того как рос, не мог не узнать.

Его самообладание было отменным. Единственный раз под левым глазом дернулась щека, но я решил: оттого, что в этом месте зачесалось. Он даже не потер пальцем. С его точки зрения, душевные страдания не что иное, как обманчивое явление, подобно всему остальному в мире. И его удивляло, что он мне понравился. Этот человек понятия не имел, насколько меня привлекала монашеская жизнь. Подростком я провел год в лесном монастыре. Это был самый спокойный год в моей жизни. И самый простой.

Мы остановились на перекрестке пропустить грузовой мотороллер. Он до такой степени был увешан лотерейными билетами и красочными журналами, что не было видно водителя. Сидящий во мне полицейский сформулировал жестокий вопрос.

— Вы в курсе, насколько она была хороша в том деле, которым занималась?

Монах поборол дрожь.

— Конечно. Она была очень красива и обладала блестящим умом. Именно поэтому ей с шестнадцати лет удавалось оплачивать мое образование и продавать себя. Считала, что может дать мне шанс, которого у самой никогда не было. Я не такой способный. Думаю, родись она в другой стране или в другой среде, могла бы стать великим хирургом.

— Хирургом? Почему хирургом?

— У нее проявился природный дар врачевателя. А человеком она была совершенно бескорыстным. Выучила так много о питании и наркотиках, что смогла удержать мать — не позволила меня убить. — Монах дал себе волю и проглотил застрявший в горле ком. — Она была очень доброй.

— Как вы узнали о ее смерти?

Он пожал плечами.

— Она пришла ко мне во сне.

Поскольку монах давал мне информацию добровольно, я никак не мог его принуждать. Но тем не менее был заинтригован.

— Больше ничего не хотите сказать? Вы потратили столько усилий, чтобы связаться со мной.

— Хотел понять, насколько вы восприимчивы. И очень доволен, что нашел в вас такого сердечного человека.

В мой мозг впорхнула мысль, видимо, зародившаяся в его голове.

— Вы поняли, что она мертва, потому что она явилась к вам в образе духа? Но почему вы настолько уверены?

Монах повернулся ко мне с тем неуловимым изяществом, которое отличало все его движения.

— Я сказал достаточно. А пришел, чтобы наладить с вами контакт.

— И каким образом мы продолжим общение?

— Когда у меня будет новая информация, я найду способ о ней сообщить. Но не хотел бы разговаривать в полицейском участке. Если не возражаете, встретимся в местном храме. — При этих словах я испытал чувство потери, и у меня возник страх, что больше его не увижу.

Монах сочувственно улыбнулся.

— Не беспокойтесь. Если Будда решил кого-то свести, их уже ничто не разведет.

Меня покорила его необыкновенная набожность. И я с энтузиазмом поддержал:

— Что верно, то верно.

И хотя в следующую секунду во мне заговорил подозрительный коп, я сумел от него отмахнуться.

Звучит унизительно, но мне невольно захотелось получить одобрение этого юноши. Что-то вроде отпущения грехов.

— Вы знали, что ваша сестра некоторое время работала в клубе моей матери? И мы были с ней знакомы…

Мой вопрос будто направил его мысли в другом направлении. Он свел брови, чакра между глаз превратилась в пугающий сгусток. Безжалостный взгляд сказал то, что не потребовалось произносить вслух: «Я знаю все».

— Она называла вас юродивым, — бросил он, прежде чем перейти улицу.

Только когда он ушел, я вспомнил, что забыл спросить, в каком монастыре его посвятили в духовный сан. Поэтому попросил Лека проверить. Через полчаса помощник сообщил, что в духовном сообществе не знают ни Гамона, ни, в монашестве, Титанаку. Лек вел себя странно: поиграл палочкой яа дум, откинул обеими руками волосы назад. Затем кашлянул.

— В чем дело, Лек?