Читать книгу - "Убежище - Реймонд Хаури"

Такова была его вынужденная расплата за доступ в высшее общество, необходимое ему для завершения своего дела, хотя с каждым годом надежда на успех становилась все более призрачной и отдаленной.

Воистину, возложенная им на себя миссия оказалась чрезмерно тяжкой.

Как и сейчас, он частенько ловил себя на том, что пытается вспомнить, кто он такой на самом деле, как здесь оказался, в чем заключается смысл его жизни.

И не всегда с легкостью отвечал на мучительные вопросы.

Все чаще он замечал, что ему становится трудно не потерять свое «я» в очередной вымышленной личности. Искушение подстерегало его на каждом шагу. На улицах ему ежедневно встречались нищие и бедняки. Любой из них с радостью отдал бы отсечь себе руку в обмен на роскошную жизнь, которой он наслаждался — как им казалось. Не пора ли положить конец изматывающей борьбе, стольким годам скрытной и одинокой жизни, с горечью спрашивал он себя. Его одолевало желание оставить поиски, отречься от обета, отказаться от миссии, давным-давно возложенной на него в грязной тюремной камере Томара, воспользоваться материальными благами своего положения, устроить себе дом и провести остаток дней в спокойном комфорте, а главное, как обычный, нормальный человек.

С каждым днем ему все труднее было преодолевать это искушение.

Он не сразу оказался в Париже.

В Неаполе ему удалось ускользнуть от ди Сангро, но он знал — он нигде не найдет покоя, тем более в Италии, ведь его противник не уймется, пока не найдет его. Он видел это по горящим алчным огнем глазам князя, отлично понимая: у того достаточно богатства и власти, чтобы его выследить. И он принялся запутывать следы. В какой бы город он ни прибыл, он представлялся под очередным вымышленным именем и титулом и, перебираясь в другое место, оставлял после себя искусно сфабрикованные слухи о происхождении и путешествиях обладателя мифического имени.

По пути в этот замечательный город он старательно сеял семена обмана в Пизе, в Милане и в Орлеане, присваивая себе различные имена — граф Белламар, маркиз д’Аймар, шевалье Шёнинг. В будущем люди будут связывать с ним еще больше имен — одни оправданно, другие ошибочно. Однако сей час он уютно устроился в парижских апартаментах и в свое вновь изобретенной персоне — под именем графа Сен-Жермена.

Париж устраивал графа как нельзя больше. Огромный, шумный и оживленный город, самый густонаселенный в Европе, привлекал к себе множество путешественников и искателей приключений. В многочисленном потоке приезжих его появление прошло незамеченным. Здесь он надеялся встретиться с другими путешественниками, которые, как и он, бывали на Востоке и могли наткнуться на образ «пожирающего свой хвост». В городе велись оживленные научные диспуты, он являлся сокровищницей знаний — в его библиотеках хранились несметные коллекции древних рукописей и книг, включая те, которые представляли для него особый интерес: рукописи, вывезенные с Востока во время Крестовых походов или конфискованные после запрещения деятельности тамплиеров почти пять веков назад. Он надеялся найти в них недостающую часть головоломки, на разгадывание которой он обрек себя столько лет назад.

Он оказался в Париже, когда великий город переживал сложнейший период своей истории. Передовые мыслители смело выступили против двойной тирании монархии и церкви. В городе то и дело происходили ожесточенные конфликты между сторонниками просвещения и адептами церкви, борьба сопровождалась тайными интригами, чем ловко воспользовался Сен-Жермен.

За несколько недель ему удалось установить дружеские отношения с военным министром, представившим его ко двору. Сен-Жермену ничего не стоило произвести впечатление на аристократов. Его познаний в химии и физике, усовершенствованных за время пребывания на Востоке, оказалось достаточно, чтобы обольстить и обмануть развращенных светских шаркунов. Знакомство с иноземными странами и блестящее владение многими языками — его французский в Париже звучал также безупречно, как итальянский в Неаполе, не говоря уже о способности бегло говорить на английском, испанском, арабском и, разумеется, на своем родном португальском — помогли укрепить его репутацию образованного и опытного путешественника. Вскоре он вошел в круг приближенных короля.

Заняв прочное положение в столичном обществе, он возобновил свои изыскания. Перед ним открылись двери особняков знатнейших придворных особ с их частными коллекциями. Он завел знакомства в церковных кругах, стремясь получить доступ в библиотеки и крипты монастырей. И постоянно увлеченно читал: описания путешествий Таверньера, опыты патологии Морганьи, медицинские трактаты Боерхаава и другие великие труды, выходившие в то время. Он изучал «Фармакопею Экстемпораниа» Томаса Фуллера и особенно тщательно «Дискуссии о воздержанном образе жизни» Луиджи Корнаро — ее автор скончался в возрасте девяноста восьми лет! И хотя эти книги обогатили его новыми знаниями, они ни на шаг не приблизили его к разрешению терзающей его загадки. Он не обнаружил ни единого упоминания об уроборос, ни химия, ни медицина не дали ему подсказки как найти недостающий и столь необходимый ему компонент.

Душа его не знала покоя. Как только возникала хоть тень надежды на успех, он весь загорался, но с каждым потерянным следом им вновь овладевали сомнения в своей миссии, подрывавшие его энергию и энтузиазм. Он с радостью поделился бы тайной с каким-нибудь другим человеком, привлек бы его себе в помощники, а может, даже перепоручил бы ему свою миссию. Но убедившись в том, что даже слабый намек на его обладание этой тайной превратил ди Сангро в опасного хищника, он не считал себя вправе рисковать и доверить ее постороннему.

Много бессонных ночей он посвятил размышлениям о том, освободит ли его от рабской зависимости отказ от снадобья и его сверхъестественного действия. Несколько раз ему удавалось обойтись без него, но каждый раз эта свобода длилась не более одной-двух недель. А затем он возвращался к тому единственно доступному для него образу жизни, на который обрекла его неумолимая судьба.

— Прошу прощения, месье, — отвлек его от тягостных раздумий мелодичный женский голос.

Он обернулся и увидел перед собой группу придворных в костюмах и с масками диких животных, глазевших на него с веселым любопытством. Вперед медленно выступила дама лет шестидесяти в наброшенной на обнаженные плечи овчинной шкуре. Что-то в ее облике заставило его насторожиться. Она посмотрела на него пристальным взглядом, в котором читались растерянность и недоумение, затем протянула ему руку и представилась мадам де Фонтеней. Услышав ее имя, граф встревожился еще больше. Скрывая волнение, он с легким поклоном почтительно пожал холеную ручку.

— Мой дорогой граф, — краснея, взволнованно сказала она, — не будете ли вы столь любезны и не скажете ли мне, бывал ли кто-нибудь из ваших близких родственников в Риме примерно лет сорок назад? Может быть, ваш дядя или даже ваш отец?

Мнимый граф широко улыбнулся с натренированной искренностью:

— Вполне возможно, мадам. Кажется, все мои родственники буквально одержимы страстью к путешествиям. Что же касается моего отца, к сожалению, я не могу сказать о нем ничего определенного. В то время я был еще младенцем и, естественно, не мог разъезжать с ним по всему свету, и, боюсь, совершенно не представляю себе, где он мог бывать до моего рождения. — Компания весельчаков расхохоталась громче, чем того заслуживал ответ Сен-Жермена. — Могу ли я поинтересоваться, почему вы об этом спрашиваете?