Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

Ивар сочувственно глянул на Серафима:

– Не Избавителя. Раз уже неделю тихо, значит дожрала всех. Ты у нее на сладкое остался. Сейчас молитвой душу свою истерзаешь, она у тебя набухнет страданиями, и ведьма придет за тобой. А потом она покинет эти леса, перейдет Пасть и пустится на юг. Будет уводить людей из-под пламени Избавителя и обращать в свои поганые верования. А люди будут добровольно склоняться перед ней целыми деревнями, а после и городами. На вас она как раз сил для этого набралась. Ей будут поклоняться, а она и их всех сожрет, а души выпьет, как вино.

– Откуда ты знаешь?

Ивар ненадолго замолчал. Воспоминания нахлынули потоком, и он с трудом унял дрожь в пальцах.

– Скажи, Серафим, после разорения кургана у вас падеж скота был?

– Был, еще как, всю скотину мор побил.

– Вы разбередили ее могилу, которую кульмены жертвами запечатали. И скот ваш она побила, отравила землю трупными своими соками, пока ото сна сил набиралась. А народ обезумел, потому что воду с реки пил и зверя отравленного бил в лесах. У вас в костнице вода освященная?

– Да, а как же. Епископ сам освящал.

Ивар кивнул:

– Ну вот поэтому ты и не ушел за ведьмой. Нет в тебе ее трупного яда.

Дьякон долго смотрел по сторонам, на бочки со святой водой. Наконец встрепенулся, отгоняя думы, и спросил:

– Ты откуда это все знаешь? Про ведьму?

Ивар пожал плечами:

– Сталкивался.

– Где? – округлил глаза Серафим.

– Вестимо где. На Старом Тракте.

Дьякон от удивления чуть не выронил чашу с вином:

– Ты там был?

– Я там это остановил. И здесь остановлю. С твоей помощью.

В голосе Серафима вместе с испугом жалким огоньком задрожала надежда:

– Как же я тебе помогу?

Ивар прожевал кусок мяса, шумно хлебнул вина и ответил:

– Сперва, дьякон Серафим, ты выкопаешь большую могилу, куда мы стащим все тела и предадим их огню, а после ты освятишь захоронение, чтобы ведьма не добралась. Она захочет забрать их головы. Из голов эта тварь складывает алтарь у себя в скудельнице, и чем больше алтарь, тем крепче двудушница, через него она питается силой Подмирья. По-хорошему, алтарь этот надо найти и разрушить. И убить ведьму. Всего ничего.

На исходе следующего дня, когда они тащили тела к вырытой могиле, дьякон спросил:

– Как думаешь, ведьма знает, что ты здесь?

– Я не думаю, – ответил Ивар, подцепляя багром очередной труп. – Я уверен. Она знает с тех пор, как я вступил в лес. И следит за мной. Я всю дорогу чувствовал на себе ее буркалы. Она знает, кто я такой, боится упускать из виду. И уйти не может, не может меня за спиной оставить.

– А отчего не убьет тогда?

– Она наблюдает. Остерегается. Помнит по Старому Тракту.

– Так там она же была?

Они подтащили тело к осыпающемуся краю ямы, столкнули вниз. Труп грузно приземлился на кучу других, бледных, распухших, покрытых темными ранами. Ивар отошел в сторону, где были сложены все запечатанные кувшины с маслом и горшки с жиром, что удалось собрать в сожженной Корче. Рядом с горшками, воткнутые в землю, горели факелы из бересты и пакли.

– Не совсем она. Там шайка разбойников увела в лес девчонку из села. Хотели повеселиться с ней да на мясо пустить. А девчонка непростая оказалась, дочь одного из волхвов. Пока они ее драли, терпела, рассчитывала, что живот сохранят. А как поняла, что убьют, решилась и отдала душу Подмирью. А оно душу вернуло обратно, но уже обглоданную ветрами посмертия. Без чувств, без памяти. У такой души одна лишь цель – чужие души жрать и кровь пить. Так она питает Подмирье, а оно взамен дает ей силу.

– Если там была другая ведьма, то эта как тебя помнит?

Ивар поморщился, подбирая слова:

– Меня помнит не сама тварь, а воля, что направляет ее. Помнит, как я одолел ведьму на Старом Тракте, и остерегается лезть на рожон раньше времени.

– А сколько человек там успела сгубить двудушница?

Висельник задумался:

– Около десяти деревень побольше Корчи.

– И ты одолел ее сам, своими руками?

Под тяжелым испытующим взглядом Ивара дьякон опустил голову, догадываясь, что спросил лишнего.

– Не совсем. Видишь ли, убить ее не так просто. Ты не убьешь ее мечом или копьем. Эта тварь никогда не истечет кровью, потому что кровь ее – это слизь Подмирья, и нет ей конца. Ранив ее, ты лишь дашь ей возможность отравлять этой слизью землю. Только огонь. Я поджег Старый Тракт. Весь лес со всеми деревнями и их жителями, что еще не попали во власть ведьмы, сгорел. Вплоть до самых подножий Синих гор. С тех пор Тракт закрыт, и там никто не ходит. А мое имя вычеркнуто из всех хроник и летописей, проклято и забыто. Такова людская благодарность.

Они выволокли последнего мертвеца со дна затопленного погреба, куда его утянули тяжелые латы, и потащили, подцепив крючьями за прорехи кольчуги.

– Тут ты тоже лес будешь жечь?

– А лес уже горит. Его запалили дружинники Стрежена сегодня утром, – и Ивар кивнул на запад, где над верхушками черных деревьев вились далекие, едва заметные языки дыма. – Огонь загонит тварь в могильник, там мы ее и достанем.

Серафим глянул на него с удивлением. Они дотащили тело до могильника и спихнули вниз баграми.

– А мы курган найти успеем? Вдруг нас где-нибудь в распадке пожар запрет, пока рыскать будем? – недоверчиво сказал Серафим.

Ивар не ответил, лишь криво усмехнулся.

– А кем ты был до Старого Тракта?

– Никем.

Серафим снова открыл было рот, но умолк на полуслове. В сумерках из глубины леса раздался тоскливый протяжный вой. Долгий, преисполненный первобытной злобы, он словно поднял ветер, придавил к земле травы, рванул поблекший стяг над зубцами острога, пробрал до самых костей и сдавил холодной хваткой сердце. Ивар вглядывался в темные переплетения ветвей и валы сопок, пока не услышал, как сзади вскрикнул дьякон.

Серафим стоял на краю могилы, затравленно глядя вниз. Там, в сырой глубине, шевелились покойники. Тела их тряслись, словно в падучей, руки, ноги и головы мелко подрагивали. Вой все нарастал, наливался силой. Вот одна рука, перепачканная в крови и земле, поднялась в воздух и опустилась на чужую дрожащую спину. Мертвец со вспоротым брюхом приподнялся над другими и задрал вверх лицо, словно выискивая, выглядывая что-то. Его глаза, пустые, бледные, как паучьи яйца, остановились на Иваре, и труп