Читать книгу - "Ведьмин вяз - Тана Френч"

– Фигово, как же еще. Я пытался вытащить его попить пива, но он отказался, заявил, настроения нет. Позвони ему. Ради тебя он оторвет жопу от дивана.

Я позвонил Деку, однако он не взял трубку. Я наговорил сообщение: “Привет, придурок. Надеюсь, ты сейчас не занимаешься примирительным сексом. Я у дяди Хьюго. Шон собирается ко мне заехать на следующей неделе. Ты тоже давай. Перезвони мне”.

Сейчас мне хочется думать, что если бы все вышло иначе, мы с Мелиссой жили бы себе и жили у Хьюго – может, даже когда его не стало бы. Шон с Деком приехали бы к нам в гости (Хьюго моргнул и улыбнулся бы, боже мой, как же вы оба выросли, я-то помню вас лохматыми пацанами, которые спят и видят, как бы чего напроказничать, – впрочем, надеюсь, в этом вы не изменились…), мы бы устроили барбекю, валялись на траве и язвительно припоминали Деку, как в пятом классе Мэдди, подружка Сюзанны, весь вечер с ним заигрывала, а он даже этого не заметил. Спокойная уверенность, с которой Хьюго ждал неминуемой кончины, вселила бы в меня мужество, и я вдруг осознал бы, что случившееся со мной не просто не смертельно, но преодолимо, всего лишь песчинка в океане жизни. Мы бы с Леоном и Сюзанной поддержали друг друга в трудные времена – черный юмор, объятия, долгие пьяные ночные беседы по душам – и стали бы пусть угрюмее, но ближе друг другу, и наша прежняя детская дружба, пройдя через испытания, засияла бы как новенькая. Мелисса уговорила бы меня заняться физиотерапией. В конце концов я купил бы кольцо, опустился на одно колено прямо посреди дикой моркови, и мы с Мелиссой, взявшись за руки, побежали бы в дом сообщить Хьюго новость, зажечь звезду надежды в сгущавшемся мраке: жизнь продолжится, несмотря ни на что, и род не прервется. А потом я обратился бы в какое-нибудь агентство недвижимости, продал свою квартиру, даже не заглянув в нее напоследок, и перебрался в белый георгианский дом окнами на залив. Разумеется, все обернулось иначе, но порой, когда мне отчаянно нужна передышка, я представляю себе, что именно так бы и вышло.

Не прошло и месяца, как привычная наша жизнь закончилась. В пятницу утром я снова сидел в саду под деревом и курил. Начиналась осень, пожелтевшие листья облетали с берез и падали мне на колени, наливалась багрянцем бузина, мелкие птички порхали и расклевывали ее на пробу, ясное синее небо отдавало прохладой. Где-то вдалеке мирно жужжала газонокосилка.

Уловив краем глаза тень, я вскочил от испуга – в косых лучах солнца на меня по высокой траве, точно предвестник, медленно и неумолимо надвигалась кособокая расплывчатая громада. Я не сразу сообразил, что это Хьюго ковыляет, тяжело налегая на трость. Я поспешно затушил сигарету и присыпал землей.

– Можно с тобой посидеть? – запыхавшись, произнес он, подойдя ближе.

– Конечно, – ответил я. Сердце у меня колотилось, я не знал, что и думать. Хьюго никогда не выходил ко мне в сад и если бы застукал меня с сигаретой, нарушилось бы безмолвное соглашение, поддерживавшее наше хрупкое равновесие. – Садись.

Он неловко опустился на траву, прикусив губу и опираясь на палку, яростно тряхнул головой, когда я протянул руку, чтобы ему помочь, прислонился к высокому дубу и вытянул ноги.

– Дай сигарету, – сказал он.

Помявшись смущенно, я выудил пачку, дал ему сигарету и помог прикурить. Он глубоко затянулся, закрыл глаза.

– О-о-о, – наконец выдохнул он. – Господи, как же мне этого не хватало.

– Ты разве курил?

– Еще как. Причем крепкие, “Вудбайнс”, по пачке в день. Двадцать лет, как бросил – отчасти потому, что вас стали привозить на лето, не хотел подавать дурной пример, но в основном для здоровья. И, как выяснилось, совершенно зря. – Уголки губ его то ли кривились в горькой полуулыбке, то ли просто опустились из-за болезни. – И ведь мог все эти двадцать лет дымить в удовольствие, ничего бы не изменилось.

Хьюго нарушил еще одно соглашение: прежде мы никогда не упоминали о том, что он умирает. Я не знал, что сказать. Этот разговор мне не нравился, внушал непонятный страх. Я тоже закурил, мы сидели, глядя на кружившие в воздухе кленовые вертолетики.

– Сюзанна звонила, – наконец произнес Хьюго. – Этот ее швейцарский спец посмотрел мою историю болезни. И сказал, что мои врачи правы: сделать больше ничего нельзя.

– Черт. – Я поморщился. – Черт.

– Да.

– Мне очень жаль.

– А я ведь верил, что не стану надеяться попусту. – Хьюго смотрел не на меня, а на клубившийся в солнечных лучах дымок от своей сигареты. – Я и правда так думал.

Мне захотелось дать Сюзанне хорошего тумака. Стерва, эгоистка, вечно ей надо настоять на своем, доктора ей не угодили, не лечат, а только калечат, а Хьюго страдай из-за ее фанаберии, да тут и дурак догадался бы, что не стоит даже пытаться…

– Зря она полезла, – ответил я. – Совершенно зря. Только хуже сделала.

– Да нет, она права. В принципе. Этот ее врач сказал, что в семидесяти пяти процентах подобных случаев он, вопреки мнению здешних врачей, рекомендует операцию, – это, конечно, проблему полностью не решает, рано или поздно рак возвращается, но позволяет выиграть несколько лет жизни… Ну а я попал в двадцать пять процентов. Опухоль расположена в каком-то не том месте.

– Мне очень жаль, – повторил я.

– Знаю. – Он сделал последнюю глубокую затяжку, наклонился и затушил сигарету о землю. Густая прядь упала, обнажив выбритый висок, куда входили и выходили волны радиотерапии. На поношенной рубашке Хьюго мельтешила рябая тень листвы вперемешку с пятнами солнца. – Дай еще сигарету.

Я протянул ему сигарету.

– Надо было пробовать все подряд, – сказал он. – Спиды, ЛСД. Героин. Впрочем, в моей молодости ничего этого, похоже, и не было; несколько раз я курил гашиш, но так и не пристрастился… Как думаешь, Леон знает, где можно достать ЛСД?

– Вряд ли, – усомнился я. Мне совершенно не улыбалось нянчиться с Хьюго под кислотой. – У него в Дублине, наверное, и знакомых-то не осталось.

– Ну конечно. Да и не стал бы я пробовать. Не обращай внимания, Тоби. Я сам не знаю, что болтаю.

– Нам с Мелиссой хотелось бы остаться здесь, – сказал я. – Пока… пока от нас есть хоть какая-то польза. Само собой, если ты не против.

– И что мне прикажешь отвечать? – с неожиданной горечью проговорил Хьюго и запрокинул голову. – Я ведь прекрасно понимаю, что должен благодарить тебя на коленях, да, Тоби, на коленях, как представлю, что в противном случае мне пришлось бы провести остаток дней в какой-нибудь жуткой больнице, и, разумеется, я не против, мы оба это знаем, я благодарен тебе так, что не передать словами, но чертовски жаль, что у меня нет выбора. Я бы хотел предложить тебе остаться, потому что мне приятно, что вы оба у меня гостите, а не потому что я без вас как без рук. Мне бы хотелось, черт побери, – он повысил голос, с силой стукнул ладонью по корню дуба, – хоть что-то решать самому.

– Прости, пожалуйста, – помолчав, сказал я, – я не хотел… тебя вынуждать и как-то на тебя давить. Я лишь подумал…