Читать книгу - "Ведьмин вяз - Тана Френч"

– А как же работа? Или ты больше туда не вернешься?

– Я уже вернулся. Работаю из дома. – На самом деле я не общался с Ричардом несколько месяцев, может, меня давным-давно уволили, а я и не знал. – Они же в курсе, что со мной случилось. И не возражают, что я некоторое время поработаю удаленно.

– Гм, – Леон вскинул брови, – повезло тебе. Но что будет, когда нагрузка окажется для тебя непомерной? Нет, – он поднял руку, чтобы я не перебивал, – я вовсе не хочу тебя обидеть. Ты настоящий боец и даже не представляешь, как я тебе благодарен, я от всего сердца жалею, что тогда усомнился в тебе. Понимаешь? Но готов ли ты, я не знаю, купать Хьюго? Вытирать ему задницу? Круглые сутки каждые четыре часа давать ему лекарства?

– Хватит, – не сдержавшись, я повысил голос, – до этого еще не дошло. Вот когда дойдет, тогда и подумаю, хорошо? Если дойдет, конечно. Такой ответ тебя устроит?

– Нет. Потому что когда до этого дойдет и ты перестанешь справляться, должен быть готов план. Ты же не можешь просто свалить и бросить его одного…

– Так придумай этот гребаный план! Любой, какой хочешь. Только отстань.

Я думал, что Леон вспылит, но он лишь бросил на меня непонятный взгляд и затянулся сигаретой. Тень уползла чуть дальше, бабочки исчезли; тогда я усмотрел в этом неуместно-дешевый знак. Я поспешно докурил сигарету и раздавил каблуком окурок.

– Я спрашивал у отца, – вдруг произнес Леон, – что будет с домом.

– Ну и?..

– Я ошибался. Бабушка с дедушкой не просто разрешили ему здесь жить, они завещали ему дом. Как старшему сыну. – Леон затушил окурок о ступеньку. – Теперь слово за Хьюго. Если, конечно, он вообще намерен что-то решать.

Леон снова покосился на меня.

– Ни за что, – ответил я. – Не буду я у него спрашивать.

– Ты же сам говорил, что видишь его каждый день и отлично изучил…

– А ты говорил, что у тебя своя жизнь и ты, упаси боже, не собираешься бросать Берлин и переезжать сюда. Так какая тебе разница…

– Разве ты хочешь, чтобы дом продали?

– Нет! – выпалил я неожиданно для самого себя. После проведенных здесь недель лишиться Дома с плющом было немыслимо. – Нет, конечно.

– И Хьюго вряд ли этого захочет. Сам знаешь. Но папа говорит, что Фил с Луизой обеими руками “за”, тогда они подбросят деньжат Сью с Томом на образование детей, на новый дом, ну и так далее. Сюзанна против, но поди их убеди. А Фил – второй по старшинству. Если Хьюго оставит дом ему, то точно все. Поговори с Хьюго, объясни ему это. Попроси завещать дом тому, кто его не продаст.

– Ладно, – помолчав, согласился я. – Хорошо. Я с ним поговорю.

Леон снова уставился в сад, обхватив колени руками, как в детстве.

– И поскорее, – добавил он.

Я сунул окурок в горшок с геранью и ушел в дом. Хьюго и Мелисса с улыбками обернулись ко мне, они рассматривали старый семейный альбом, который Хьюго где-то раскопал, чтобы ей показать. Но нет – голова разламывалась, я бы не высидел с ними целый вечер: есть равиоли, играть в “пьяницу”, болтать и видеть, как Леон следит за каждым движением Хьюго. Отговорившись головной болью, я отправился наверх, принял ксанакс и пару обезболивающих таблеток – пошел он на хрен, этот Леон, – улегся в постель и накрыл голову подушкой.

Сюзанна тоже стала гораздо раздражительнее. Когда-то она была милая, серьезная, книжная девочка со странностями, порой граничившими с откровенной глупостью, – в юности мне частенько приходилось втолковывать ей, что нужно укладывать волосы, красиво одеваться и так далее, если не хочешь, чтобы над тобой смеялись, – и неожиданно тонким чувством юмора. С тех пор Сью не раз менялась, но в глубине души я полагал, что она все та же девочка, и был неприятно удивлен, когда оказалось иначе.

– Я нашла врача, – сообщила она однажды днем, когда мы возились на кухне. Они с Хьюго только что вернулись с радиотерапии, он совершенно вымотался, его трясло, мы уложили его в постель, отправились готовить ему чай и лепешки с маслом. – Для независимой консультации. Он в Швейцарии, спец с мировым именем по этому виду рака. Я ему позвонила, и он согласился посмотреть историю болезни Хьюго.

– Его уже и так обследовали трое врачей, – удивился я. – В больнице.

Сюзанна открыла холодильник, поискала сливочное масло.

– Смотрели. Пусть еще один посмотрит.

– То есть это уже четвертый. Зачем тебе консультация четвертого специалиста?

– Затем, что первые три могли ошибиться.

Я стоял у раковины, наливал воду в чайник и не видел лица Сью.

– И сколько еще тебе нужно врачей? Ты их будешь менять, пока не найдешь того, кто скажет именно то, что ты хочешь услышать?

– Мне хватит и одного. – Она скользнула по мне холодным взглядом, повернулась к столу. – А что тебя не устраивает?

Меня не устраивало допущение, будто врачи Хьюго могли что-то проглядеть. Оно влекло за собой ужасное предположение, что и мои, возможно, ошиблись, не удосужились сделать нечто, что могло бы меня волшебным образом исцелить.

– Я не хочу, чтобы Хьюго надеялся попусту.

– Лучше надеяться, чем сдаться, пока есть шанс.

– Как ты себе это представляешь? Этот чувак из Швейцарии перезвонит тебе и скажет: сюрприз, ваш дядя совершенно здоров?

– Нет. Но, возможно, он перезвонит и скажет, что от операции и курса химиотерапии будет толк.

– В таком случае наверняка хотя бы один из трех докторов тебе об этом сообщил.

– Они же приятели. И не станут друг другу возражать. Если первый сказал, что сделать ничего нельзя…

– Я лежал в той же больнице, – перебил я, – и у меня были отличные врачи. Они делали все, что в их силах. Все, понимаешь?

– Ну и прекрасно. Верю. Рада за тебя.

Я достал пакетики с чаем и смотрел на них, пытаясь сообразить, как с ними быть дальше; ровный холодный тон Сью мне совершенно не нравился. Я понимал, что следовало бы ее подбодрить, такая настойчивость все же лучше уныния и отчаяния Леона, но больше всего на свете мне хотелось, чтобы все отвязались, оставили нас в покое.

– Так зачем тебе нужна эта консультация?

– Затем, – одним уверенным плавным движением Сюзанна намазала маслом половину лепешки, – что Хьюго не ты. Ему шестьдесят семь, он не богат, не знаменит, – ты в курсе, что у него даже страховки нет? Он обращался в государственные больницы. И давай смотреть правде в глаза: он такой рассеянный и такой неряха, что его легко можно принять за какого-нибудь нищего психа, особенно если не присматриваться. Нет, конечно, он белый мужчина и выговор у него как у образованного, этого не отнять, но если к тебе там были внимательны, это еще не значит, что они станут тратить столько же сил на полоумного старикана, который того гляди помрет.