Читать книгу - "Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс"

Потому-то я и ношу эти дурацкие гетры, которые вышли из моды в еще 1962 году, но… из двух пар моих учительских туфель только у одной закрытые носки. Когда ты хочешь, чтобы контракт с тобой продлили, хочешь сделать карьеру в этой сфере, может быть, даже посвятить этому свою жизнь, то ты… да, я собиралась сказать «пальцы, место».

Но выразить это можно, я думаю, и другими словами, получше: «прикрой свой срам». Слыша такие слова, одеваясь на работу, ты непременно проникаешься ощущением собственного величия.

Я шевелю своими оставшимися пальцами, высунув ноги за борт, скольжу ими по воде, и мне так хочется погрузить ногу поглубже, чтобы прохладная влага полностью разбудила меня, но… мне нужно натянуть на ноги унылые гетры, которые, вероятно, вышли из моды, когда родилась моя мать.

Потом туфли. В них мои ноги, как в тесных тюремных камерах.

Я стою в них немного неустойчиво, и Харрисон чувствует, как покачивается на воде аэроглиссер.

– Сегодня занятий не будет? – спрашиваю я.

– Отменены, – говорит он, наклоняя кружку, чтобы глотнуть немного с самого верха.

Не из-за Хеллоуина, а по той причине, что жутковатый реквизит Хеллоуина на полосе с запрещенной стоянкой и не реквизит вовсе – школа сейчас место преступления, по крайней мере, пока Баннер не поймет, в чем дело. А это случится еще не скоро.

Я отпиваю глоток кофе и говорю, притом достаточно честно:

– Спасибо. Как раз то, что мне нужно.

– Дороти принесет пышек, – сообщает Харрисон и поворачивается ко мне – привела ли я себя в божеский вид.

Едва ли, чувак.

На заседании совета школы он перечислял многочисленные причины, по которым, если он позволит мне преподавать историю ученикам, это будет не в их, учеников, и всех остальных интересах.

Однако не каждый способен идти поперек желаний Леты Мондрагон.

Может быть, ее отец и был сукин сын и убийца – это тема, которую мы любыми путями пытаемся обходить, спасибо, – но он умел навязывать миру свою волю, уж в этом-то можно не сомневаться. Он никогда не выходил из зала заседаний, не одержав победу над всеми присутствующими. Лета унаследовала это от него. Она не упирается, как бык, всегда проводит свою линию, но с добротой, никто даже не чувствует, что она манипулирует тобой или испытывает свою удачу, но она всегда добивается своего.

А кофе, кстати, хорош. Да, за такой кофе я прикрою свои ухмыляющиеся культяпки пальцев, тут и спору нет.

А вот с отмороженными лунками у меня на лице ничего не сделаешь, мистер Харрисон. Или с этими тремя негнущимися пальцами на руках, чуть ли не откусанными одной мертвой девушкой. Или с этим черным, как ночь, сердцем, распыляющим выхлоп через мои ноздри.

– Вот, опять он здесь, – говорит очевидное Харрисон, будто я могла не услышать этот тяжелый гул. Все тот же красный с белым самолет снижался над поверхностью озера, чтобы зачерпнуть очередную порцию воды. Экая все же чертовщина первым делом увидеть с утра эту чертову хреновину.

– Говорят, что они хотят начать использовать огнегасящее вещество вместо воды, – говорит Харрисон точно так, как об этом должен был бы сказать бывший учитель физики.

– Что вы… м-м-м… – пытаюсь сказать я, но слова мне не даются. «Что вы делаете здесь, у Баннера? Почему вы не покинули город, как все другие здравомыслящие люди? И где твой кофейник, чувак, черт тебя побери?»

– Капитан тонет вместе с кораблем? – Он поворачивается, чтобы произнести эти слова с ухмылочкой и вскинутыми бровями, и так я понимаю, что на самом деле он вовсе не собирался оставаться в средней школе Хендерсона, чтобы сгореть дотла вместе с нею. – А вот что делаете здесь вы, мисс Дэниэлс?

Вот уж эти гребаные боссы. Вечно они выбирают именно тот вопрос, который может уязвить сильнее всего.

– Я нянька, – говорю ему я.

Мистер Харрисон делает глоток кофе и обводит взглядом окрестности под моей ответственностью.

– Мы с Тиффани Кениг трудимся здесь на пару, – добавляю я, втягивая в себя еще чуток кофе.

Я чувствую, как напиток отворяет мой мозг, словно цветок, распускающийся в замедленной съемке.

– Посменное дежурство, понимаю, – говорит Харрисон. – И вы спите здесь, потому что…

– Вы не видели такой фильм – «Часовой» называется? – спрашиваю я, подходя к нему, словно выбрав место, с которого пожар на другом берегу озера виден лучше всего. – Там есть типа… в общем, можно сказать, врата в ад? – Я показываю подбородком в сторону Карибу-Тарги, чтобы проиллюстрировать, что я имею в виду. «Часовой» вовсе не слэшер, но в нем есть такая пугалка, о которой все слэшеры могут только мечтать. – Если вы стоите там и наблюдаете за злом, контролируете его, то оно не сумеет подкрасться к вам.

– Значит, вы и есть этот… часовой, – говорит Харрисон, его указательный палец ходит по стенке кружки, словно метроном.

– Хотите верьте, хотите нет, – говорю я, – но на самом деле я вовсе не хочу, чтобы Пруфрок сгорел. По крайней мере, таким вот образом.

Он перехватывает мой взгляд, кивает мне, давая понять, что ему нравятся мои слова, что это подходящая позиция для одного из его учителей.

– И что случилось с этой другой преподавательницей истории? – спрашиваю я. – Как ее…

– Миссис Диксон, – помогает мне Харрисон.

– До нее.

Большинство моих вопросов украдено у вас, мистер Холмс, но в картотеке были и вопросы Диксон. Они не лучше, но я не думаю, что родители учеников все еще хранят версии этих вопросов, доставшиеся им в наследство в старых коробках в гараже.

– Вы, вероятно, имеете в виду Клод, – говорит Харрисон.

– Да, Армитедж, так?

Это последнее из имен взято из одного фильма, за просмотром которого застала меня Лета.

– Более зеленые поля, наверное? – говорит Харрисон. – Не такие… заснеженные?

Под этим он имеет в виду менее «опасные».

Но в картотеке про материалы Армитедж не было ни слова.

Наверное, это к лучшему. Готова поспорить, если бы что нашлось, то это был бы чистый слэшер. Или черновики книги, которую, по словам Баннера, писала Армитедж: об убийствах в Пруфроке – про все убийства, какие были. Очень много страниц, да. Может быть, не один том. С открытым окончанием и кровавыми отпечатками пальцев.

– Вот он, – говорит Харрисон, выставляя перед собой кружку, как указательный палец.

Я смотрю туда, куда он указывает, думаю поначалу, что он имеет в виду какие-то очертания вдалеке на Острове сокровищ – какого-нибудь обладателя бензопилы, севшего