Читать книгу - "Аромат - Поль Ришардо"

оформили партнерство, получившее название Odor Medicina[41]. Этот социальный проект позволил нескольким специально отобранным медикам рекомендовать своим пациентам пройти курс ЛСМ без сложной процедуры рассмотрения их кандидатур. Начинание оказалось успешным: были получены обнадеживающие результаты в области восстановления памяти, посттравматических расстройств и снятия психического напряжения у лиц с ментальными проблемами. Но инициатива быстро захирела, так как оказалась несовместимой с ужесточением политики конфиденциальности, столь милой сердцу Корнелии. Элиас же стал одним из тех редких счастливчиков, которым удалось пройти курс лечения. Его психиатр значился в списке клиницистов, аффилированных с «Фрагранцией», а потому сумел отправить своего пациента на сеансы ольфакторных воспоминаний. Элиас не мог не признать, что эти сеансы в значительной степени помогли умерить его повышенную эмоциональность. Однако он не поделился с Норой той горечью, с какой воспринял приостановку данного проекта. Odor Medicina действительно помогал людям, и Элиас считал, что никакая стратегия секретности не должна превалировать над оказанием поддержки наиболее уязвимым членам общества.

– А как получилось, что Ален предложил тебе место своего ассистента?

– Долгая история.

– Тем лучше.

Элиас опять глотнул пива. Это дало ему время собраться с мыслями.

– Я всегда был вторым, ждал своей очереди, пока Ален мучился с предыдущим пациентом. Даже психиатр считал его случай безнадежным. После аварии на мотоцикле он перестал говорить. Замолчал. Абсолютно онемел. Его отец, который вел байк, здорово пострадал. Он выжил, но ему ампутировали обе ноги. При падении их размозжило. И сын никак не мог оправиться от этого ужаса. Я очень им сочувствовал. И сочувствую до сих пор… Осмелюсь вам напомнить, что сеанс ничего не дает, если пациент не желает раскрыться. Ольфакторам необходима точность в определении запахов, которые ассоциируются с воспоминаниями. Поэтому Ален предлагал мальчику произвольные элементы – расхожие атмосферы, вроде леса, пляжа и ванили. Кажется, он экспериментировал даже с испарениями городского бассейна. Надеялся случайным образом наткнуться на что-то, включающее нужную реминисценцию. Но у него ничего не получалось, и пациент сопротивлялся каждому путешествию под ЛСМ. Однажды вечером, перед тем как вернуться домой, я собрал в кулак все свое мужество и сказал Алену, что у меня появилась идея. Сейчас в это трудно поверить, ведь нынче я просто сама уверенность, но в то время подобный поступок потребовал от меня большой отваги.

Нора улыбнулась, вспомнив о первом впечатлении, которое произвел на нее ассистент. Элиас явно гордился своей шуткой.

– Каждый раз, когда сын являлся на сеанс, отец сопровождал его и дожидался в приемной. Наверняка он таким образом боролся с чувством вины за то, что втравил их обоих в аварию. Уже сам вид байкера, который даже в инвалидном кресле не снимал кожаной косухи, производил тяжелое впечатление, а он к тому же казался таким покаянным, таким жалким, что у меня просто сердце сжималось. Темные очки, порыжелые от табака усы… его лицо до сих пор стоит у меня перед глазами. Родитель, не скрывающий, что облажался по полной, – такое трудно забыть. И всякий раз я замечал, что они с сыном прямо светились, когда оказывались рядом. Хотя оба не произносили ни слова, нельзя было не обратить внимания на то, как крепка их связь. Вот я и посоветовал Алену использовать мою идею: создать запах, который напомнит образ отца. Поскольку мне не хватало ни владения профессиональным жаргоном, ни знаний, я был решительно не способен самостоятельно воспроизвести атмосферу, и Ален предложил поработать вместе. Для меня это было не слишком сложно. Я провел столько времени рядом с отцом мальчика, что его запах по сей день остается у меня в носу. Его косуха была жирной, с уксусными, почти кислыми нотами. Самокрутки в маисовой бумаге пропитали всю его шкуру. Волосы, щетина и ногти стали настоящими капиллярными диффузорами. У него пахло изо рта, а пот отдавал тмином. От всех его шмоток несло дизельным топливом, шинами и моторным маслом. Запах был настолько сильным, что я иногда спрашивал себя, не был ли он «харлеем», принявшим человеческий облик. Я описал все это Алену, и он смог воссоздать атмосферу и предложить ее сыну. На следующей неделе, после нескольких десятков безрезультатных сеансов, тот наконец произнес несколько слов. А чуть позже я был принят на работу.

Нору больше заинтересовало то, как именно Элиас присоединился к «Фрагранции», чем история отца и сына. Никаких стандартов процедуры приема не существовало. Корнелия предпочитала окружать себя людьми ловкими, креативными и с мощным воображением, и чтобы получить место, следовало доказать свою изобретательность. Пойти для этого на что угодно. До Норы доходили разговоры о слежке, шпионаже, шантаже и даже киднеппинге. Элиас со своей историей был максимально близок к тому, чтобы получить официальное приглашение на работу. Они еще немного поболтали, а потом Нора извинилась. Ей придется оставить Элиаса. Единственное окошко на неделе, позволяющее ей встретиться с Одри, вот-вот закроется.

20

– Спасибо за ваш рассказ.

Нора прикрыла за собой створчатую дверь и вернулась на свое место в комнате, соседней с той, где проходило занятие группы поддержки. Она с вожделением глянула на кофеварку и растворимый кофе, стоящие на складном столике, но вынужденная воздержанность взяла верх. Ее мочевой пузырь не вынес бы еще одной чашки. Она бросила быстрый взгляд на своих товарищей по ожиданию. Замкнутые лица, обгрызенные ногти, бледная кожа – окружающие, казалось, дошли до ручки. Агрессия в редких случаях ломает только одну жизнь. Руководители группы поддержки жертв сексуального насилия позволяли близким побыть в комнате рядом. Ведущие сеансов давно заметили, что некоторые участницы вели себя доверительнее, если сочувствующие им находились неподалеку.

Нора получила сообщение от Аббада. Он опоздает. Известие стало для нее неприятным сюрпризом. Она просто не сможет вести допрос в одиночку.

– Да пошел ты, – прошипела она довольно громко.

Никто этого не заметил. У всех были свои заботы.

Хилая звукоизоляция створчатой двери позволила Норе понять, что пришла очередь Одри рассказать о себе, и она навострила уши.

Девушка начала с признания, что прошедшая неделя показалась ей не такой невыносимой, как предыдущие. У нее была всего одна паническая атака, причем чуть менее интенсивная, чем обычно. А вот тревога, связанная с тем, что ее воспринимают как жертву, никуда не делась. Одри преследовало ощущение, что на нее смотрят с жалостью, словно на уменьшенную, усохшую, приниженную версию той, какой она была раньше. Она ненавидела это сострадание почти с такой же силой, как и мужчину, ставшего его причиной.

Одна из ведущих попыталась ее успокоить:

– Напротив, все считают тебя очень сильной, и