Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

Вы ждали меня у костра, а я не дошел. Он держал меня у себя в подвале неделю, прежде чем убил. Ты помнишь Николаевых у Северяг? Он каждый год снимал там дачу. А потом привез меня сюда. Он всех привозил сюда. И привозит до сих пор.

– Я хочу назад… В лето… – проговорил Еремей. Глаза защипало, к горлу подкатил комок горьких воспоминаний. – Назад.

Убийца причалил, не замечая понурого Джекки. Привязал лодку к цепи, навесил замок и остановился, мусоля губами мятую сигарету.

– Может, все-таки пощекотать? А? Понимаешь меня, дурачок?

Сзади зашевелились кусты, послышалось тихое «Добро…» Риан с разрезанным горлом стоял у скрюченной березы и смотрел на Еремея. Старинный друг булькал кровью и сдавленно хрипел, пытаясь сказать что-то еще. Он был так не похож на Риана Доброслова, оставшегося в далеком июле очередным пропавшим мальчишкой. Мертвый мальчик показывал черными пальцами в сторону водителя внедорожника.

Убийца с притворной ленцой сошел с мостков и подошел к Еремею, глядя на него сверху вниз. Толкнул легонько в грудь:

– Ну так что, понимаешь?

Еремей отшатнулся, не сводя взгляда с Риана. Губы задрожали.

– Или опять потерялся, а? – продолжал мужчина. Он постоянно оглядывался по сторонам, словно боялся свидетелей. – Ау?

Следом за ними шел Джекки, и с рукавов рубахи капала на старые доски темная вода. Джекки Соломенная Шляпа, Ди-Джей Джекки… Четырнадцатилетний Евгений Куреев, пропавший там, в другом мире без июля, много-много лет назад. Первая жертва.

– Я хочу обратно… – опять вырвалось из груди Еремея. У него хриплый голос. У него другие руки. Он посмотрел на бледные ладони, на грязную и потасканную одежду. На правом запястье красовался зеленый браслет с вложенной запиской. Трясущимися пальцами он развернул бумажку.

«Здравствуйте. Меня зовут Еремей Савушкин, к сожалению, я очень болен и могу не понимать вас. Если вы видите, что рядом со мною никого нет, то, пожалуйста, отведите меня по адресу…» В горле щелкнуло, земля поплыла перед глазами, а на лбу выступил холодный пот.

– Ладно, дурачок. Живи, – улыбнулся стальными зубами расслабившийся мужчина. – Ты неинтересный. Твои дружки были вкуснее.

Словно кукла, Еремей побрел вслед за убийцей. Позади хлюпал Джекки, слева ломился сквозь кусты молчаливый Риан.

– Пошел вон, – оглянулся на Еремея мужчина. – Уйди от греха! А не то все-таки проверю тебя на щекотку.

Еремей его не слышал.

У внедорожника, у пассажирской двери, стоял Тобби. Из вырезанных глаз сочилась кровь, бурыми дорожками рассекая его белое лицо на части.

– Ты помнишь тот день, Еремей? Ты помнишь? – пошевелил губами мертвый друг.

Еремей пошатнулся от черной волны памяти.

– Пожалуйста, не надо. Пожалуйста! Помогите! – слышен детский крик в темноте затхлого подвала. Здесь воняет гнилью и страхом. Сквозь узкую щелочку Еремей видит залитую солнцем лужайку «по ту сторону мира».

– Заткнись, щенок. Заткнись! А ты смотри, смотри! Вот что такое щекотка. Ты боишься щекотки? Боишься?! – Он ненавидит этот хриплый голос невидимого человека. Ангела тьмы, схватившего их на дороге.

– Еремей, пожалуйста! Помоги!

– Тобби, не трогайте Тобби! – кричит Еремей, не в силах оторвать глаз от сломанного велосипеда Тобби, валяющегося у дороги и едва прикрытого грязным мешком из-под картошки.

– Заткнись, щенок! До тебя очередь еще дойдет. Я еще проверю тебя на щекотку! – Еремей не видел того, кто их схватил. Не видел. И не хотел видеть. Но он слышал, как клацали стальные зубы, вонзаясь… О нет, он не хотел об этом думать, не хотел!

Крик Тобби превратился в дикий вой, и Еремей вдруг шагнул в спасительное лето.

Сегодня же он вернулся. Спустя годы.

– Пусти нас, Еремей, – сказал Джекки. – Пусти.

Что значит «пусти»?

– Я не могу. Я…

Убийца остановился, обернулся. Тобби, переваливаясь с ноги на ногу, будто ему сильно натерло в промежности, подошел к мужчине и встал по левую руку от него. Еремей чувствовал взгляд Миши Тоббова. Это был его прежний, такой знакомый взор, вселяющий уверенность в праведности любых проделок.

– В озере становится тесно, – вместе со словами изо рта Тобби стекает черный ил.

– Я не хочу…

– Чего ты бормочешь, а? – Убийца скрестил на груди руки. Облизнулся нервно, посмотрел по сторонам. Где-то наверху шумело шоссе. Гудели дикие механизмы загадочного завода на той стороне озера. Пахло грязью и затхлостью умирающего озера.

Озера – хранящего совсем не детские тайны.

– Ты их не видишь? – спросил Еремей у мужчины. Тот усмехнулся, махнул рукой и попытался сесть в машину.

– Стой! Разве ты их не видишь?

Убийца обернулся, совершенно не замечая окруживших его мертвых мальчиков.

– Знаешь, – после паузы произнес мужчина. У него был приятный, глубокий голос, – все эти годы я наблюдал за тобой. Это возбуждало. Ты единственный, кого я отпустил. Маленький безумец, которому пришлось наблюдать за тем, как я играюсь с его дружком, как топлю эту слепую тварь. Ты тот, кто знает правду. Это действительно заводит. Стоишь в очереди за молоком, с бидоном, посреди этих тупых свиней и коров, не знающих ничего, кроме жратвы и отдыха, и слушаешь их разговоры.

Он залез в карман и вытащил оттуда мятный леденец. Развернул обертку, не сводя глаз с Еремея, и отправил конфету в рот, а затем радушно улыбнулся:

– Они любят поговорить, поверь. Например, о Еремее Дурачке. О его тетке, что привозит бедолагу каждое лето, и тот бегает по дорожкам, словно он все еще ребенок. Слушаешь, смотришь – и знаешь правду. Знаешь, что этот вот дурачок – единственный, кто знает тебя. Единственный, кто знает больше всего этого быдла, до сих пор убежденного, что мальчики утонули. Что девочка сбежала в город, что мужчина переехал к любовнице, что женщина пустилась во все тяжкие. Это восхитительно. Понимаешь? Дурачок и мудрецы. Забавно ведь, правда?

Он вытащил из машины бейсбольную биту.

– Мне кажется, теперь я все-таки рискую, если отпущу тебя. Так что пора присоединиться к друзьям, малыш. Спустя сколько… Двадцать лет? Как летит время…

– Дай мне руку, – говорит Тобби и протягивает обглоданную стальными зубами кисть.

– Дай мне руку, – хлюпает Джекки.

– Добро… – хрипит Риан.

Еремей зажмуривается. Он не понимает, чего хотят его друзья. Он не понимает слов убийцы. Но протягивает в сторону мертвецов трясущиеся руки и чувствует, как его касается холодное, мерзкое, тягучее нечто. Как немеют пальцы, и ледяные волны распространяются по телу.

Еремей падает на колени, чувствуя, как режет горло жуткая память, как горит в паху и жгутся огнем глаза, как легкие наполняются водой. Открыв глаза, он видит, что его руки сами перехватывают биту убийцы. Сейчас он Тобби, он Джекки, он Риан, но никак не Еремей. Он – отмщение мертвых и беспомощных детей.

Глаза мужчины расширяются в изумлении и ужасе. Изо рта Еремея стекает ил, а глаза переполняют кровавые слезы. Убийца пятится, спотыкается и падает возле своего автомобиля. Пытается отползти прочь от приближающегося к нему Еремея-Тобби-Джекки-Риана.

– Кто ты? Мать твою, кто ты такой?!

Из темного озера выходят мертвецы. Один за одним они настигают Еремея. Он становится Светой и Николаем Дмитриевичем, Машенькой и Еленой Петровной. Он впитывает в себя каждую жертву, обрастая их чертами и ранами. Тело рвется на части от невыносимых мук. Но боль скоро должна уйти. Еще секунда, еще две. Руки Еремея все ближе к убийце.

Все меркнет. Мир становится черно-красным, на грязь внедорожника липнут алые капли, и дикий визг умирающего мужчины бьется в оврагах и повисает над затхлой водой. Где-то наверху шуршат колеса пролетающих мимо безразличных автомобилей. Гудит по ту сторону Звездочки завод.

Крик превращается в бульканье. Еремей чувствует теплое и мокрое в своих руках, отбрасывает его прочь. Ему хочется плакать, хочется забыть обо всем, что он вспомнил. Он смотрит в небо и видит, как солнечный луч прорезается сквозь угрюмое небо. Он хватается за него взглядом, чтобы оторваться от вида растерзанного голыми руками мужчины со стальными зубами.

С каждой секундой свет становится все ярче. Все нестерпимее. Еремей улыбается.

* * *

– Поехали отсюда, – говорит Риан. Он выглядит довольным, несмотря на отсутствие поклевок. – Недоброе тут все. Надо на ближнее. Зря я тебя сюда вытащил.

Еремей сидит на бревне, уставившись испуганным взглядом на поплавок. Ему почудилось? Ему показалось?! В горле сухо, словно в африканской пустыне.

Ну конечно, показалось! Жара! Напекло голову, и все.

От этой мысли хочется улыбаться и кричать во все горло от радости. Одна простенькая идея – и мир становится прежним. Среди кувшинок играет рыбешка, от лилии к лилии носятся стрекозы. На далеком пляже стоит черный большой автомобиль. Наверное, кто-то из соседней деревни приехал.