Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

Надя всхлипнула, подняла на Артема заплаканные глаза. Все-таки он молодец, подумала она. Спокойный, выдержанный, а что грубый и недалекий, так кто не без изъяна.

– Хорошо, – сквозь слезы улыбнулась она.

– Ну вот и лады, – заключил Артем. – Ложитесь спать, епст. Моя очередь дежурить.

* * *

Автоматная очередь разорвала степенное лесное спокойствие. На расстоянии в пять шагов она перечеркнула атакующего, отбросила его и опрокинула наземь.

Медленно, очень медленно Литовченко двинулся вперед. Вгляделся, усилием воли подавил страх. Застреленный походил на человека, но человеком явно не был. Узловатые, поросшие густой шерстью руки, а скорее лапы, конвульсивно дергались, взрывая землю бурыми кривыми когтями. Нижние конечности в брезентовых, выпачканных грязью штанах были неподвижны, чудовищного размера ступни походили на уродливые, распяленные резиновые перчатки. Литовченко бросил взгляд на лицо умирающего, и его едва не вывернуло, как недавно Хакимова. Костистое, оскалившееся, с запавшими желтоватыми глазами и покатым лбом, это лицо больше походило на морду. На волчью морду, понял прапорщик, а путаные свалявшиеся пегие волосы – на шерсть.

Литовченко осторожно приблизился. В двух шагах от застреленного урода лежал отлетевший в сторону кухонный нож с треснувшей рукоятью. Прапорщик нагнулся, двумя пальцами брезгливо подобрал его, осмотрел лезвие и зашвырнул нож в лес.

Желтоватые глаза закатились, когти перестали скрести землю, похожий на волка человек дернулся в последний раз и застыл.

– Сволочь, – сказал вслух Литовченко. – Гнида такая, гадина…

Он перевел дух, оглянулся по сторонам. Солнце уже едва выглядывало из-за лесной изгороди. С минуту прапорщик обдумывал положение. Если поблизости бродит еще парочка таких тварей, то ночи в лесу ему не пережить. Оставался единственный путь – к объекту, и предстояло спешить, чтобы достигнуть его до темноты.

Держа автомат наготове, Литовченко зашагал по просеке. Стараясь не смотреть, обогнул тело Хакимова, ускорился, затем побежал. До зарезанного пса он добрался, когда уже начало темнеть. Перескочил через него и побежал дальше. Настежь распахнутых ворот прапорщик достиг, когда вечерние сумерки уже сгустились.

Литовченко остановился и медленно, опасливо двинулся к объекту. Поравнялся с воротами, прижавшись спиной к распахнутой створке, приставными шагами добрался до проема и заглянул вовнутрь. Метрах в десяти от ворот скрючилось на бетонной плите обезглавленное женское тело, за ним мужское, с головой, но без нижних конечностей. Между ними распростерлась, вытянув лапы, собачья туша.

Литовченко окинул взглядом зажатое стальным забором пространство метров в полтораста в диаметре. Крытую бетонными плитами площадку. Пустой решетчатый собачий вольер. Двухэтажное кирпичное строение по левую от него руку, по виду – жилой дом. Гараж поодаль, застывший рядом с ним грузовик. Приземистое прямоугольное здание, судя по всему – генераторную. И примыкающий к ней справа массивный куб с плексигласовыми стенами. Свет ни в одном окне не горел, в стремительно сгущающихся сумерках тела убитых походили на небрежно разбросанные по бетону тюки с тряпьем.

Стиснув зубы, прапорщик отлепился от воротной створки и рванул внутрь. Отмахав с десяток прыжков, остановился, описал стволом автомата полукруг, замер, прислушиваясь и вглядываясь в почти уже полную темноту. Ничего не услышал, не разглядел и бросился к генераторной. Дверь ее оказалась распахнутой, распределительный щиток – развороченным, разорванные провода лезли из него, будто расплетающийся клубок змей. Минут пять Литовченко постоял недвижно, давая глазам привыкнуть к темноте. Затем, когда из-за облаков пробилась полная луна, двинулся к кирпичной двухэтажке. В отличие от генераторной, входная дверь в нее была заперта. Прапорщик шагнул на крыльцо, собираясь отжать дверную ручку, и в этот момент, как тогда, в лесу, уловил за спиной движение. Скользнув вдоль стены, Литовченко замер.

Он никогда не был трусом, да и не пристала трусость человеку, не раз раскланивавшемуся с костлявой. Но сейчас он почувствовал, как ужас, животный бесконтрольный ужас, народившись в нем, раскатывается по внутренностям, сдавливает желудок, колотит в сердце и спазмом корежит гортань. Раскачиваясь из стороны в сторону и мотая страшной косматой башкой, в мертвенном лунном свете косолапило по бетонным плитам исполинское уродливое чудовище. У Литовченко подломились колени, он сполз спиной по кирпичной стене, завороженно глядя, как чудовище приближается. А потом оно вдруг застыло, задрало башку и разразилось хриплым, отрывистым ревом. Опустилось на четвереньки и взревело вновь, а затем оторвало от земли обезглавленный женский труп и впилось в него зубами.

* * *

Собрались и двинулись по лесу вдоль берега, едва рассвело.

– Кильсон починить – дело плевое, – рассуждал на ходу Артем. – Хорошо, что мешок с инструментами у ребят в байдарке. Если б мы его утопили, шлепали бы пехом до самого Белого Яра.

Наде было не по себе. Ночной вой до сих пор не ушел, словно застрял в ушах. К тому же одолевал насморк – результат вчерашнего купания, и зудели по всему телу расчесы от комариных укусов. Надя достала карманное зеркальце, посмотрелась на ходу. Вместо миловидной кареглазой девочки с нежной кожей и ямочками на щеках на нее глянула из зеркальца страшенная неухоженная лахудра в прыщах.

– Ничего, ты мне и такая нравишься, – гоготнул, обернувшись на ходу, Артем.

– Спасибо, – язвительно ответила Надя. – У тебя явно что-то не то со вкусом, раз тебе нравятся такие уродины.

– Да разве, епст, в красоте дело, – загорячился Артем. – С лица воду не пить. Вот у нас в деревне…

Он принялся излагать, как деревенские парни подходят к деликатной проблеме выбора подходящей девки. Надя не слушала. Может быть, он и вправду не просто кобелирует, а влюбился в меня по-настоящему, думала она. В общем-то неплохой парень, ну деревенский, конечно, грубоватый, недалекий, ну и ладно, не всем же быть интеллектуалами. Ну да, с ним не так интересно, как, например, было с Аликом или могло бы быть с Лешкой. Но, возможно, и не так тоскливо, как она полагала. Артем, конечно, не семи пядей во лбу, но в институт с первого раза поступил, после сельской-то школы. Учится вон, зубрит. Не пьет, занимается спортом, в походы ходит. К тому же неробкий и нетрусливый, пускай, сказал, волки нас боятся. Надежный. Такой не бросит, походя, из-за смазливой бабы, как Алик. И если случится что, не сбежит.

– Вот они! – прервал Надины раздумья взобравшийся на невысокий пригорок Игорь. – Лешка, Вадим! – заорал он. – Принимайте гостей!

Ответа почему-то не было. Надя догнала Игоря и вгляделась в поляну на береговой излучине в паре десятков метров от места, где они стояли. На поляне была разбита палатка. Вытащенная из воды байдарка загорала днищем вверх сотней метров дальше, притулившись к могучему камню в паре шагов от береговой кромки.

– Дрыхнут, что ли, – неуверенно пробормотал Игорь. – Или за грибами пошли…

– А ну-ка, – бодро проговорил взобравшийся на пригорок Артем. Он встал рядом с Игорем, приложил руку козырьком ко лбу– Точно, дрыхнут. Вот мы сейчас…

Он осекся. Полог палатки внезапно распахнуло порывом ветра, и внутри…

– Что это? – ахнула Надя. – Боже, что это?!

Внутри было то, что осталось от Ирки. Роскошные рыжие волосы стали красными и едва скрывали то, что еще вчера было шикарной Иркиной грудью, а сегодня стало похоже на замешанное на крови тесто. Отсеченная от туловища Лешкина голова умостилась у самого входа и, казалось, любовалась бесстыдной Иркиной наготой.

– Епст… – ахнул Артем.

Он сорвал с плеч рюкзак, отбросил его в сторону и размашисто побежал по пологому склону вниз. Рванул полог палатки на себя, отшатнулся, попятился на заплетающихся ногах.

– Сюда, быстро! – заорал Артем. Он бросился к байдарке, рывком перевернул ее и столкнул в воду– Скорей, – отчаянно замахал он рукой, – уходить надо! Быстрей же, епст! Надя, не смотри туда…

Смотреть Надя не собиралась – того, что она успела разглядеть, было достаточно. Она согнулась, приступ рвоты едва не вывернул ее наизнанку. Ноги подкосились, Надя рухнула лицом вниз в траву и заколотила по земле кулаками.

* * *

Литовченко сам не знал, как ему удалось взять себя в руки. В двадцати шагах утробно чавкало, пожирая человеческую плоть, отвратительное чудовище. Оно походило на медведя, но еще больше – на вырядившегося медведем человека, гиганта за два метра ростом.

АКМ забился у прапорщика в руках. Очередь растерзала чудовищу грудь, швырнула его на землю, но миг спустя исполин взревел, вздыбился в полный рост и, раскачиваясь, двинулся к прапорщику.

Литовченко вскочил, рванул спусковой крючок, но АКМ отозвался лишь одиночным выстрелом – рожок опустел. Чудовище с распоротой пулями окровавленной грудью было в пяти шагах, прапорщика обдало волной зловонного смрада. Литовченко отбросил