Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

над бездонной черной ямой. Это выглядело настолько натуралистично, что Юрка, уже перенесший ногу через символический порожек, замешкался, не решаясь опустить ее. Но папаша Лехтинен абсолютно спокойно подправлял пластиковые лилии, а Ираида Павловна буднично вытаскивала из сумки кульки и контейнеры с едой, и никто из них не проваливался в эту смолянистую черноту.

– Юрочка, доставайте термос, – позвала Кашина мама-Лехтинен. – Будем бабушку поминать.

Послушно выполнив указания Ираиды Павловны, юноша присел на край скамейки, впервые посмотрев на надгробие. С обрамленной металлическими завитушками фотографии на Юру подозрительно глядела пожилая женщина. Строгое сухощавое лицо, старательно зачесанные седые волосы, узкие сморщенные губы и под стать им – хищный, островатый нос.

– Знакомься, – заметив его взгляд, сказала Люся, – это Нойта Тойвовна, бабка наша.

– Не бабка, а бааа-ааабушка! – назидательно протянул Коленька, засунувший в нос указательный палец чуть ли не по третью фалангу.

– Душевная была женщина! – развязывая пакетики с печеньем и конфетами, сказала Ираида Павловна. – Вот верите – нет, Юрочка, хоть говорят, что свекровь с невесткой, как собака с кошкой, а мы с ней даже не ругались ни разу. Мишенька, скажи?

Михаил Матвеевич, занятый распечатыванием бутылки водки, ограничился коротким кивком. Наконец терзаемая перочинным ножиком пробка поддалась, и глава семейства плеснул кристально прозрачной жидкости в два пластиковых стакана. Немного поразмыслив, налил на полпальца водки еще в два и поставил их рядом с Люсей и Юрой.

– Давайте-ка помянем старушку.

– Не чокаясь! – упреждая, шепнула Люся Кашину.

– Земля пухом… – пробормотала Ираида Павловна.

– Земля пухом… – поддержал ее Михаил Матвеевич, выливая свою порцию на землю рядом с надгробием.

Ираида Павловна привычно закусила водку загодя развернутой карамелькой. Воспользовавшись тем, что внимание родителей отвлечено, Люся быстро опустошила свой стакан. Закашлялась для натуральности, хотя Юрка точно знал – от таких доз Люся даже не морщится. Маленький Коленька увлеченно булькал чаем, размачивая овсяное печенье прямо в крышке от термоса. Кашин еще секунду помешкал – водку он не любил, предпочитая ей светлое пиво, – но, не желая обижать семейство, решил поддержать традицию.

– Земля пухом…

Запрокинув голову, Юрка попытался протолкнуть водку прямо в пищевод, минуя вкусовые рецепторы. Да так и замер, нелепо оттопырив локоть, прижав к губам безвкусный прозрачный пластик. Почти не чувствуя, как по внутренностям разливается обжигающее тепло.

Над ними кружил ворон. Угольно-черный, ширококрылый, без видимых усилий подстраиваясь под потоки ветра, он бесшумно нарезал воздух геометрически правильными кругами четко над могилой бабушки-Лехтинен. Но вовсе не это заставило Кашина застыть в позе пионера-горниста. А то, что, опускаясь все ниже и ниже, птица увеличивалась в размерах. Становилась не просто большой, а какой-то непозволительно громадной.

Тряхнув головой, Кашин наконец-то сбросил оцепенение. Недоверчиво вгляделся в смятый в ладони стаканчик и осторожно, как если бы тот был начинен чем-то взрывоопасным, положил его на краешек стола. В освободившуюся руку тут же улегся бутерброд с колбасой, заботливо подсунутый Ираидой Павловной.

– Закусывайте, Юрочка, закусывайте. На такой жаре, если не закусывать, развезет моментально.

Машинально сунув бутерброд в рот, Юра откусил кусок, чтобы занять себя хоть чем-нибудь. Практически не чувствуя вкуса сырокопченой колбасы, прожевал, слушая, как сверху, все ближе и ближе, доносится хлопанье крыльев, громкое, как работающие лопасти вертолета. Поднятый ветер зашуршал лежащими на столе пакетиками. Кашин и сам спиной чувствовал, как давят на него плотные потоки нагретого солнцем воздуха. Воздуха, гонимого огромными сильными крыльями. Семейство Лехтинен между тем вело себя как ни в чем не бывало. Будто бы не трепетала от яростных порывов просторная футболка Михаила Матвеевича. Будто Люся не откидывала лезущие в лицо волосы раздраженным жестом. Ираида Павловна манерно отщипывала зубками кусочки сыра от бутерброда. Коленька с усердием размазывал остатки размоченной «овсянки» по кружке. Никому не было дела до гигантской птицы, опускающейся прямо к ним. Один лишь Юра стоял, вцепившись побелевшими пальцами в столешницу, стараясь не думать о том, что поднявшийся ветер уж больно сильно прижимает к земле высокую изумрудную траву, растущую вдоль кладбищенских дорожек.

– Эй, ты в порядке? – будто через вату, донесся до него голос Люси.

Юра с удивлением посмотрел на девушку и наконец-то проглотил жидкую кашицу, бывшую некогда куском колбасы и хлеба. Он уже собрался заорать, что нет, все совсем не в порядке… но в этот миг прямо у него за спиной раздалось громкое, требовательное карканье. Сверхъестественным усилием оторвав от столешницы вспотевшие ладони, Кашин обернулся. Он поворачивался медленно-медленно, целую вечность, чувствуя напряжение каждой задействованной в этом привычном процессе мышцы. Так поворачиваются роботы в фантастических фильмах – механически выверенно и правильно. И когда дуга в сто восемьдесят градусов завершилась, на ее конце Юрка обнаружил черные глаза, блестящие, точно ониксовые бусинки.

Сжав ограду мощными когтистыми лапами, ворон сидел, слегка наклонившись вперед, с любопытством разглядывая Кашина. Их глаза находились на одном уровне, и Юрка понял, насколько тот огромен. А семейство Лехтинен по-прежнему отказывалось что-либо замечать.

– Мам, плесни Юрке чаю, он чего-то бледный совсем.

– Юрочка, вы в порядке? Юрочка?!

Ворон спрыгнул с оградки. Выпятив широченную грудь, он, покачивая головой в такт шагам, подошел к Кашину. Находясь на земле, птица не стала ниже, напротив – горделиво выпрямившийся ворон оказался выше юноши на добрый десяток сантиметров.

– Па, ну я же говорила, что он водку не пьет! Вот на фига ты вечно все по-своему делаешь?

– Юрочка?! Юра?! Юра?!

Глядя в немигающие глаза, похожие на драгоценности в обрамлении черного боа, Кашин видел в них пустоту. Вернее, не просто пустоту, а Пустоту с большой буквы. Бесконечность, которую никогда не смогут заполнить даже миллиарды лет мудрого созидания.

– Да я что, специально, что ли? Я ж не думал, что так плохо все!

– Да ты вообще никогда не думаешь!

– Юрочка, вы присядьте!

Ворон склонил тяжелую голову набок, но странным образом движение это казалось не птичьим, а почти человеческим. Чувствуя, как подгибаются колени, Юра попытался отмахнуться от птицы рукой. Но вместо того, чтобы испуганно отскочить в сторону, ворон каркнул прямо в побледневшее Юркино лицо, обдав волной тухлых запахов, а затем с размаху ударил его прямо в лоб громадным, похожим на черную торпеду клювом…

Мир болтало из стороны в сторону. Какое-то обезумевшее божество затолкало реальность в блендер и включило максимальную скорость в надежде сотворить из нее нечто единородное. Невозможно было определить, где верх, а где низ, где право, а где лево. Мир подбрасывало, точно телегу на ухабах, и вместе с ним взлетал и падал, больно ударяясь о стенки черепной коробки, Юркин мозг.

– Папа, хорош уже! Не дрова везешь, в самом деле!

– Да я нарочно, что ли? Не дорога, а дерьмо какое-то!

– Мам, а папа ругается!

– А чего вы хотели? Вечно тянете кота за яйца! Оставили бы там, сразу бы выпустила… А теперь водить будет, пока…

Кашин через силу приподнял стотонные веки. Перед глазами тут же замаячили размытые амебоподобные кляксы, активно жестикулирующие псевдоподиями и ругающиеся на разные голоса. Поняв, что он все еще находится в передвижном цирке имени Лехтинен, Юрка застонал.

– Тихо там! – голосом Ираиды Павловны заговорила оранжевая клякса, плывущая немного впереди. – Кажется, очнулся…

– Юрчик? Хороший мой, ты как?

Заслонив обзор, над Кашиным склонилось бледно-розовое пятно, из которого постепенно начали проступать зеленые точечки Люсиных глаз. Пятно выпустило тонкий жгутик ложноножки и осторожно потянулось им к юноше. Зрение все еще не сфокусировалось, но осязание не подвело: Юра почувствовал, как на лоб ему улеглась теплая ладошка Люси, ощутил мягкие подушечки ее пальцев, металл тонкого золотого колечка. Кашин разлепил спекшиеся губы, но лишь промычал нечто нечленораздельное.

– Все хорошо, маленький мой, все хорошо! – Бледно-розовое пятно уже почти окончательно приняло формы Люсиного лица. – Ты не шевелись, сейчас все пройдет.

– Что со мной случилось? – через силу прохрипел Юра.

– Это солнечный удар, Юрочка, – ответила Люся. – Очень неприятная штука! Голова будет болеть – немилосердно! Еще и температура повысится… Вернее, уже повысилась. Очень, очень неприятная штука!

С каждым словом, произнесенным этим необоснованно жизнерадостным голосом, Юре стремительно становилось хуже. К головокружению и потерянности в пространстве прибавились тошнота, боль в мышцах и внутренний жар. Кашин попытался приподняться, чтобы поудобнее устроить ноющее тело на сиденье, но лишь беспомощно заерзал на месте. Он ощущал