Читать книгу - "Наваждение - Джонатан Келлерман"

— О чем таком вы толкуете?

— Есть вопросы, которые мы должны вам задать, мистер Манкузи. Ваша мать покупала лотерейные билеты, играла в покер по компьютеру или делала что-то другое в этом роде?

— У нее даже не было компьютера. Как и у меня.

— Значит, она не выходила в Интернет?

— Почему вы задаете такие вопросы? Вы же сказали, что ее даже не ограбили.

— Простите, — сказал Майло. — Мы не должны ничего упустить.

— Моя мать не играла.

— Она всегда следовала своим устойчивым привычкам?

— Что вы имеете в виду?

— Ну например, выходила ли она за газетой в одно и то же время?

Манкузи сидел не двигаясь, уставившись в пространство.

— Сэр?

— Она рано вставала. — Он схватился за живот. — Ох… опять тошнит.

Еще один забег к раковине. На этот раз сухие спазмы привели к кашлю и одышке. Тони открыл маленький холодильник, достал оттуда початую бутылку с чем-то прозрачным, отпил глоток. Вернулся, все еще держа бутылку в руке.

Диетический тоник.

Он схватился за живот, крепко сжал, помассировал.

— Слишком жирный. Раньше пил джин с тоником, теперь — только тоник без сахара. — Он еще раз отпил из бутылки, не сумев сдержать отрыжку. — Мама-то как замуж вышла, так ни одного фунта не прибавила.

— Она соблюдала диету? — поинтересовался Майло.

Манкузи улыбнулся:

— Ей это было не нужно. Она могла есть пасту, сладкое — все, что угодно. Я пошел в отца. Он умер от сердечного приступа. Я должен следить за собой.

— Это все холестерин, будь он неладен.

Манкузи покачал головой.

— Мама… они сделали ей больно?

— Они?

— Не важно. Она мучилась? Скажите мне, что она не мучилась.

— Все произошло очень быстро, — сказал Майло.

— О Господи! — Снова слезы.

Мой друг протянул ему бумажный платок из пачки, которую всегда носил для таких случаев.

— Мистер Манкузи, мы так подробно расспрашиваем о личной жизни вашей матушки, потому что свидетель описал нападающего как человека примерно ее возраста.

Пальцы Манкузи разжались, салфетка упала на пол.

— Что?

Майло повторил описание убийцы, которое дал нам Эдвард Москоу, включая синюю клетчатую кепку.

— Чушь какая-то, — сказал Манкузи.

— Он вам никого не напоминает?

Манкузи снова тряхнул волосами:

— Конечно, нет. У папы было много таких кепок. После того как облысел, он не хотел, чтобы солнце пекло ему голову. Это настоящее безумие.

— А как насчет черного «Мерседеса эс-шестьсот»? Тоже ничего знакомого?

— Я не разбираюсь в машинах, — помотал головой Манкузи.

— Это большой четырехдверный седан, — объяснил Майло. — Последняя модель.

— Мать не могла знать никого с такой машиной. Она же была учительницей, Господи!

— Пожалуйста, не обижайтесь на следующий вопрос, мистер Манкузи. Могла ваша мать знать кого-нибудь, даже отдаленно связанного с организованной преступностью?

Тони рассмеялся и пнул кусок блевотины.

— Потому что мы итальянцы?

— Мы должны и это проверить…

— Знаете, что я вам скажу, лейтенант? Мать вовсе не была итальянкой. Она была немкой, и ее девичья фамилия — Хошвелдер. Итальянцем был отец, но он вырос в Нью-Йорке и хвастался, что, когда был маленьким, знал всяких типов из мафии. Рассказывал разные истории.

— Какие истории?

— Тела, выброшенные из машин, парни, застреленные в креслах у парикмахера. Но увы, все это были выдумки, глупые рассказы, и мать их ненавидела, называла грубыми. Ей нравился сериал «Она написала убийство», а не «Клан Сопрано».

Он снова пошел на кухню и поставил бутылку на стол.

— Игра, гангстеры — смех, да и только.

— Может быть, так оно кажется, но…

— Нет никакой причины для ее смерти, ясно? Никакой причины, никакой гребаной причины. Это бред, безумие, такого не должно было случиться… Не могли бы вы встать?

— Извините?

— Встаньте, — повторил Манкузи. — Пожалуйста.

Майло послушался. Манкузи зашел ему за спину и опустил кровать. Еще не закончив дела, он резко вдохнул, положил ладонь на поясницу и выпрямился.

— Диск.

Майло помог ему разобрать кровать, и мы увидели тонкий матрас и серые простыни, которые когда-то были белыми.

Манкузи попытался сесть. По его щекам тек пот.

Майло протянул руку, чтобы помочь ему.

— Нет-нет, я сам.

Мы наблюдали, как он поэтапно опускался на кровать, а потом свернулся на ней калачиком, прижав колени к груди и все еще тяжело дыша.

— Я ничего не могу вам рассказать. Я ничего не знаю.

Майло спросил его насчет родственников.

Манкузи покачал головой, сдвинув тонкий матрас:

— У мамы после меня был выкидыш, так что на этом все закончилось.

— Как насчет тетей, дядей…

— Она ни с кем не была близка.

Майло ждал.

— Никого, — помотал головой Манкузи.

— Нет никого, кто бы мог вам помочь?

— Как помочь?

— Пережить все это.

— Джин с тоником хорошо помогал раньше. Может быть, я к нему вернусь. Думаете, стоит? — Он резко рассмеялся.

Майло не ответил.

— Может, послать все к такой-то матери? — протянул Манкузи. — Есть и пить все, что захочется. Наверное, мне пора пытаться произвести на кого-то впечатление. — По щекам его опять побежали слезы. — Но кого теперь впечатлять?

Он повернулся на спину.

— Не могли бы вы дать мне таблетку алива — в шкафчике над плитой?

Я нашел бутылочку, вытряс таблетку и налил стакан воды из-под крана, но Тони сказал:

— Мне нужно две.

Когда я вернулся, он схватил таблетки из моей руки и отмахнулся от воды:

— Я глотаю их всухую, — что и продемонстрировал. — Такой у меня редкий талант… Мне нужно отдохнуть.

Он повернулся к нам спиной.

— Мы очень вам сочувствуем, — сказал Майло. — Если что-то вспомните, звоните.

Молчание.

Когда мы уже почти вышли за дверь, Манкузи сказал в пустоту:

— Мама всегда ненавидела эти кепки.