Читать книгу - "Вирусный маркетинг - Марен Ледэн"

Беглый взгляд на часы: уже 14.30.

Натан с сожалением покидает письменный стол и отправляется на кухню готовить достойный обед, дабы загладить вину за вчерашние макароны.

Хорошее настроение.

Исследование продвигается быстрее, чем он ожидал.

Бахия права:

«В кои-то веки я нашел что-то стоящее».

БЕРЛИН,

8 октября 1986

Красная комната — просторная.

Примерно четыре метра на семь по моим мысленным подсчетам. Так что не сказать, что я в тесноте, хотя порой и задыхаюсь от атмосферы, царящей здесь днем.

С тех пор, как я стала женщиной, это помещение служит мне спальней, кухней, спортзалом, классом и ванной комнатой — простой таз заменяет раковину и туалет. Я больше не выхожу отсюда. Папа категорически запретил. Спартанская жизнь. Я люблю слово «спартанский». Оно странным образом ассоциируется в моем представлении с бегством, путешествиями, приключениями, когда не страшны никакие расстояния и высоты, с луной и планетами.

И моя комната оторвалась бы от дома и отправилась в полет, отдавшись на волю ветрам и бегу облаков.

Но пока комната не летает, а дни заполнены до отказа, так что мне некогда и передохнуть. Они выверены по хронометру, вот подходящее определение. Жестко ограничены, расписаны по минутам, высчитаны с точностью до секунды, от подъема до отхода ко сну. Прием пищи в установленное время: без пятнадцати два. Короткий послеобеденный отдых — пятнадцать минут. Перерыв для удовлетворения личных нужд: двадцать минут. Запланированные папой уроки: четыре часа.

Мне все больше и больше нравится втайне называть его «человек-в-сером» — из-за одежды и потому, что цвет его лица и весь его вид сильно напоминают полутьму, в которой я живу. Это прозвище меня развлекает, иногда я ловлю себя на том, что улыбаюсь в его присутствии.

«Человек-в-сером».

Затем тренировка памяти: один час. Чтение священных текстов и различных специальных заметок: час сорок. Упражнения, направленные на развитие мышц и физический контроль эмоций: четыре часа. Обращение с оружием и боевые приемы: два с половиной часа. Растяжка с папиной помощью: полчаса. Тщательное мытье всего тела, выполняемое человеком-в-сером: два часа. Подъем в 6.00, отбой в 23.00. Я так устаю, что вечером падаю замертво.

Для снов не остается места.

Окружающие меня предметы выполняют в повседневной механике строго определенную функцию. Или это я выполняю какую-то функцию? Иногда я не совсем понимаю, кто кому служит.

За исключением занятий, когда мы много разговариваем, день ритмизован плеском выливаемой из таза воды, звоном мочи, струящейся в тот же таз, прерывистым дыханием во время физических упражнений, щелканьем языков, шорохом при растирании кожи и шумом переворачиваемых страниц.

Иногда, нарушая логически запрограммированную последовательность событий, из наших гортаней вырываются слова:

— Ты хорошо сегодня ночью спала?

— Думаю, да.

— Рука больше не болит?

— Иногда.

— Боли в желудке прошли?

— Нет.

«Обрывать, отвечать как можно короче».

Проявлять осмотрительность, когда дело касается деталей.

Человек-в-сером может понять это как одобрение с моей стороны. Даже если он принуждает меня к этому, объясняя, что ему важно знать все — и я ценю его заботу о моем здоровье, — я ненавижу, когда внимание слишком долго заострено на моем теле. Я предпочитаю метафоры. Достаточно прикосновений его рук, мы не обязаны еще и говорить об этом. Все это необходимо для моего совершенствования, но должно оставаться функциональным: разглагольствовать ни к чему. И он, и я, мы оба знаем, что я целиком посвятила себя подготовке.

Это меня устраивает.

— Хочешь, чтобы я подстриг тебе волосы сегодня или завтра?

— Сегодня.

— Тебе нужно что-нибудь особенное на обед?

— Нет.

Зато я люблю, когда мы подробно говорим об истории, математике, физике или теологии. Эти предметы привлекают меня своей абстрактностью. Я погружаюсь в них с головой. Мне нравится повторять и читать по слогам волшебно звучащие имена: Хамос,[18]Астарот, Астарта, Ваал-Вериф, Абигор, Велиал и Кобал.[19]Меня завораживают рассказы о них.

— Хочешь, чтобы я сначала вымыл тебе ноги или голову?

— Голову.

— Тебе подходит новое мыло?

— Да.

И даже если оно не подходило, не важно, зачем говорить ему об этом?

— Ты поешь, и мы встретимся через пятнадцать минут.

— ОК.

Вопросы бесполезны.

И он, и я хорошо знаем, что от этих жизненных условий зависит моя миссия. Так к чему жаловаться, лелеять себя? Лучше уж сразу переходить к главному. По меньшей мере у него хватает деликатности, я бы даже сказала — ясности ума, чтобы никогда не повторять вопроса и не настаивать на более полном ответе. Я подозреваю, что иногда, сомневаясь, он расспрашивает меня только для того, чтобы проверить мое душевное состояние. Но мне кажется, им движет чувство вины. И хотя на самом деле он не способен почувствовать себя виноватым и к тому же предостерегал от этого меня, похоже, что-то или кто-то сдерживает его, когда он заходит слишком далеко.

— Твое влагалище еще раздражено?

— Не важно.

— Хочешь, я дам тебе крем, чтобы успокоить боль?

— Нет.

— Значит, все хорошо?

— Да.

И потом, думаю, он предпочитает лаконичные и эффективные ответы. Дополнительное доказательство того, что его уроки по управлению эмоциями приносят плоды. Мне даже кажется, что он очень гордится этим. Я чувствую это в том, как он смотрит на меня. Ненавижу, когда он такой. На мой взгляд, он жалок. Мне нет и тринадцати, а я уже понимаю, что явно умнее его. Но ни за что не скажу ему об этом — иначе он может сократить часы сна.

И продлить и без того слишком долгие минуты, посвященные туалету.

Случается, что, когда я в хорошей форме или когда меня мучит бессонница, я просыпаюсь раньше шести. Рассеянный солнечный свет позволяет мне не торопясь осмотреться, не вставая с кровати. Жизнь красной комнаты взаимосвязана с моей.