Читать книгу - "Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс"

– Принесешь ее домой? – говорит она, имея в виду маленькую могилку.

– В Терра-Нову? – спрашиваю я.

– В Пруфрок, – говорит Лета, потом поворачивается и ведет под уздцы лошадь с сидящей на ней помощницей шерифа.

Я киваю, киваю быстрее и быстрее, и когда набираюсь сил, чтобы дойти до маленькой могилки Эди, до полуночи остается минуты две.

Вся блевотина, моча и выделения похуже, что я выносила в те времена, когда была уборщицей, ничто в сравнении с этим.

Но я обещаю быть осторожной, Эди. И какая ты молодец, что сражалась с Фармой так, что он стрелял в тебя, когда ты уже лежала в земле.

Я становлюсь на колени, обеими руками держу лом, стирая все обличительные отпечатки пальцев. Я вынимаю землю из могилки понемногу за раз, пока не докапываюсь до маленькой девочки.

Которая почти превратилась в… скелет?

– Что? – говорю я и оглядываюсь, чтобы кто-нибудь подтвердил мои предположения.

Но здесь никого нет. Только я и Фарма, мертвый и по большей части уже и сам похороненный.

– Кто? – говорю я об этом скелете размером с Энди.

Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к выцветшей ткани, опутавшей кости, и…

Рука скелета двигается!

Меня отбрасывает назад, и я приземляюсь на задницу, качаю головой: нет, нет, не может этого быть.

Досчитав без спешки до ста – эта цифра гарантирует мне, что этот скелет не выберется из могилы по своему собственному харрихаузенскому разумению, и означает, что мне это только почудилось; я встаю, чтобы быть подальше от него, если не по горизонтали, то хотя бы по вертикали, и заглядываю в могилу.

Скелет с трудом приподнял голову, может быть, на дюйм.

Мне хочется броситься наутек.

Я сглатываю слюну, и этот звук громом отдается в моих ушах – неужели во мне все еще осталась какая-то влага? – и заставляю себя посмотреть в третий раз, потому что такое невозможно.

Скелет снова неподвижен. Пока не приходит в движение.

На этот раз двигается челюсть, она в одно мгновение отваливается, в целом, может быть, на полдюйма.

Этого более чем достаточно.

– Эди? – говорю я, хотя и понимаю, что это невозможно.

Маленькая девочка пролежала здесь не одно десятилетие.

– Оставайся там, – говорю я ей или, может быть, ему, беру лопату, начинаю раскапывать следующую могилу.

Еще один ребенок, как я и предполагала, но… он тоже скелет? Этого ребенка не похитили с игровой площадки «Макдоналдса», не выкрали из парка у подножия горы.

Он был ребенком, когда нога человека еще не ступала на поверхность луны.

Мое сердце просто колотится.

Раскопав третью могилу, я понимаю.

Вот почему Ремар Ланди построил здесь хижину: ему требовалось место, где он мог прятать детишек, которых он похищал, использовал и потом от них избавлялся.

Но…

Я стою над первой могилой, пытаюсь найти какой-то типа смысл в этом. Не в наличии этих маленьких костей, а в том, как каждую минуту или две кости ноги ворошат землю или чуть приподнимается плечевой сустав.

Почему именно этот хочет выбраться в мир живых, а остальные лежат неподвижно?

А потом я вижу, что его удерживает: он запутался в этой выцветшей ткани.

Что это – одеяло? Но уж никак не то, во что закутывают мертвецов. А это… оно каким-то образом подоткнуто под кости.

Это Эми Брошмеир.

Это невозможно, но так оно и есть.

После того как она съела свое одеяло внизу у горы, в исправительном заведении, куда ее поместили, после того как Дон Чемберс решил, что это она убила детей в Кровавом Лагере, а не Стейси Грейвс, взбешенная пожаром, который учинили Харди и Холмс, которые и доставили ее тело домой похоронить. Они доставили ее Ремару Ланди. Только они отрезали видимую часть одеяла, а та, что через горло уходила в ее желудок, там и осталась. И Ремар Ланди похоронил ее в коротком ряду могил, которые уже были им откопаны, легче легкого.

Я ухватываю изодранный в клочья уголок, тащу одеяло. Вероятно, эти одеяла делали из крепких материалов, потому что оно все еще цельное и потихоньку поддается.

Эми откидывает свою маленькую голову назад, чтобы облегчить долгое вытаскивание одеяла. Когда последний его кусок выходит наружу, ее маленькие кожистые руки хватаются за мое запястье.

Я вырываю руку, встаю.

– Прости, Эми, – говорю я ей и обрушиваю лом на то, что осталось от горла Эми, отделяю ее череп от остальных костей таким же способом, каким мой отец убил мертвеца, поднимавшегося с ним из озера.

Точно так же и Ангел отделила от тела голову Грейсона Браста. Точно так же Йен Йэнссон отделил от тела голову того медведя.

Отделение головы – эффективный способ.

Но то, что я ей только что сказала, все еще не дает мне покоя.

– Эми, Эми, Эми… – говорю я себе, пока это имя не превращается в другое имя: Эди.

Когда Лета спросила Фарму, где Эди, он, вероятно, плохо расслышал, подумал, что речь идет об Эми, потому он и посмотрел туда, где лежала Эми.

Он не похищал детей, не приносил их сюда. Ему хватало всего лишь их тайком сделанных видеозаписей. И моих. Да, «всего лишь» еще мягко сказано, но: так или иначе, он их не убивал.

Черт.

Я бросаю халлиган, поворачиваюсь к кусочку озера Индиан, видимому отсюда в лунном свете.

Повсюду красные и синие огни.

– Эди, – громко говорю я, приглашая ее выйти из-за того дерева, за которым она прячется.

Где Фарма оставил ее? Когда он ее отпустил? Я бросаюсь в хижину, одержимая внезапной уверенностью, что Эди была в том, обрушенном мной святилище. Я закрываю глаза, чтобы припомнить детали, но… других дверей у хижины не было, как не было туннелей или ковров, прикрывающих какие-то лазы.

Я вспоминаю извилистую тропу, которой мы пришли сюда. Она протянулась мили две или три, не меньше. Но она была с ним, по крайней мере, до того момента, когда потеряла туфельку, да? Не там ли она ушла от него?

Я киваю: да, наверное, там это и случилось.

Она выскользнула из его рук, и у него осталась от нее только одна туфелька, другая потерялась в темноте.

А это значит, что Эди где-то там, испуганная.

Я бросаюсь вперед, в сухие ребра лося, но замедляю шаги, останавливаюсь.

Ничто из того, что я знаю, не имеет смысла.

Я опускаю голову, чтобы лучше думалось.

Я это ненавижу, но мой отец делал то же самое. Он говорил, что так кровь притекает к голове в те места, где находятся хорошие мозговые мышцы.