Читать книгу - "Последняя инстанция - Патрисия Корнуэлл"

Достаю из дежурного рюкзачка пару латексных перчаток и, надев их, отправляюсь на кухню в поисках фонарика. Вроде видела у Анны фонарь на столике рядом с тостером. Вернувшись в столовую, вынимаю конверт из полиэтиленового пакетика и, придерживая его за углы, наискось подсвечиваю лист. Угадывается продавленная ручкой надпись «почтмейстеру», и тут мне становится совершенно ясно, что проделал автор письма.

— Франклин Д, — различаю надпись. — В Нью-Йорке нет, случайно, почтового отделения Франклина Делано Рузвельта? Тут явно читается Н-Й.

— Имеется одно, как раз по соседству, — отвечает Макговерн, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Перебирается к моей части стола, чтобы взглянуть самой.

— Бывали на моем веку расследования, когда преступник пытался сфабриковать алиби, — говорю я, подсвечивая конверт фонариком под разными углами. — Простенький трюк, уже оскомину набил: изобразить, будто ты на момент убийства находился где-то далеко, а потому и совершить его не мог. Не составляет труда сделать так, что от твоего имени будет отправлено письмо из некоего отдаленного места приблизительно во время совершения преступления. И потому кажется, что ты не мог быть убийцей, поскольку нельзя находиться в двух местах одновременно.

— Третье авеню, — говорит Макговерн. — Отделение имени Франклина Рузвельта как раз там.

— Тут, кстати, еще и часть улицы пропечаталась; остальное не так отчетливо из-за клапана. Девять что-то. «Третье авен». Так и есть, Третья авеню. Ничего хитрого: пишешь на письме координаты получателя, запечатываешь его в конверт, адресованный почтмейстеру отделения, из которого отправят твою корреспонденцию. Теперь всю ответственность за письмо несет почтмейстер, и проштамповано оно будет в его же городе. Так что этот человек просто-напросто сунул письмо в еще один конверт, написав адрес на внешнем конверте, который тут у нас и отпечатался.

Люси подошла, смотрит из-за плеча.

— А ведь где-то рядом жила и Сьюзан Плесс, — говорит.

И не только. Это письмо, гнуснейшее из гнусных, датировано пятым декабря девяноста седьмого года, днем ее смерти.

Дорогуша Бентон!

Привет будущему уродику. Мне просто интересно — здорово, наверное, когда при виде себя в зеркале хочется свести счеты с жизнью? Пока не знаешь? Ну ничего, скоро. О-очень скоро. Разделаю тебя под рождественскую индейку вместе с Грязной Дыркой, которую ты трахаешь в перерывах между попытками вычислить таких людей, как наше с вашим. Ты не представляешь, как мне хочется поскорее вскрыть шовчики этой итальяшке своим бо-ольшущим клинком. Quid pro quo[26], так ведь? Когда ты только поймешь, что лезть в чужие дела нехорошо?

Представляю, как Бентон получал эти отвратительные послания. Вот он заперся в кабинете, сидит за столом с поднятой крышкой лэптопа, подключившись к модемной линии. «Дипломат» стоит рядом, кофе под рукой. Судя по его записям, он определил шрифт как Ransom и потом заглянул в толковый словарь. «Освобождение за плату. Выкуп. Искупление от греха», — читаю его каракули. Быть может, когда он анализировал письмо и искал значение слова «выкуп», я была рядом в кабинете или на кухне, а он ни разу и словом не обмолвился. Люси высказывает предположение, что Бентон просто не хотел вешать на меня груз забот; мое знание или незнание все равно ничего не решало. «Ты бы ничем не смогла помочь», — добавляет она.

— Кактус, лилии, тюльпаны, — просматривает страницы папки Макговерн. — Значит, кто-то посылал ему в Квонтико анонимные букеты.

Пролистываю десятки записочек с простенькой надписью «Бросили трубку», с датой и временем. Звонки направлялись на его личную линию в отделе изучения поведения, и ни один звонок проследить не удалось: «Недоступен». А значит, звонили скорее всего с сотового телефона. Единственная характерная черта, которую указал Бентон, «трубку кладет не сразу». Макговерн замечает, что цветы заказывали у флориста на Лексингтон-авеню, и наш Шерлок, судя по всему, это тоже вычислил. Люси набирает номер справочной, чтобы выяснить, существует ли магазин на данный момент. Как выясняется, да.

— Тут отметка по поводу оплаты. — Как больно видеть этот мелкий неразборчивый почерк. — Заказы производились по почте. Наличными. У него так написано: «нал». Судя по всему, кто-то посылал наличность вместе с заполненным бланком заказа. — Переворачиваю страницу перечня содержимого. Вещественные доказательства с пятьдесят первого по пятьдесят пятое — фактические бланки заказов, которые получили в цветочном магазине. Нахожу эти страницы. — Отпечатано на принтере, без подписи. Одна небольшая композиция из тюльпанов за двадцать пять долларов с указанием переправить на адрес в Квонтико. Один маленький кактус за двадцать пять долларов... И дальше в том же духе. На конвертах нью-йоркский штемпель.

— Вероятно, то же самое, — говорит Люси. — Заказы направляли через почтмейстера в Нью-Йорке. Вопрос в следующем: откуда они приходили изначально?

Этого без наружных конвертов не установить. А конверты, я больше чем уверена, как водится, после вскрытия сразу же отправлялись в мусорную корзину. И даже попади они к нам в руки, все равно вряд ли отправитель указывал свой обратный адрес. Большее, на что можно было бы рассчитывать, — штемпель.

— Скорее всего флорист подумал, что у человека тяжелый случай. Или он в кредитки не верит, — комментирует Макговерн. — Или какой-нибудь влюбленный.

— Или заключенный. — Я, разумеется, тут же подумала про Кэрри Гризен. Представляю, как она посылала свои сообщения из Керби. Запечатывала письмо в два конверта, писала адрес почтмейстера. Больничный персонал не мог увидеть, кому она шлет корреспонденцию — флористу или непосредственно Бентону. И воспользовалась услугами почтового отделения в Нью-Йорке она тоже неспроста. В ее распоряжении был телефонный справочник, и она могла обратиться в любое отделение страны. Хотя, если честно, мне кажется, Кэрри было совершенно наплевать, что кто-нибудь заподозрит, будто почта исходит из того же города, где она находится на принудительном лечении. Еще она не хотела вызвать подозрений со стороны персонала психиатрической клиники, и при том оставалась мастером манипуляции над людьми. Все, что бы эта бестия ни делала, имело свою причину. Она точно так же вычислила Бентона, как и он ее.

— Если это Кэрри, — безрадостно замечает Макговерн, — тогда мы не можем не задаться вопросом, уж не была ли она неким образом связана и с деяниями Шандонне.

— Ну, она бы от его штучек пришла в полный восторг, — злобно отвечаю я, отталкиваясь от стола. — Мерзавка прекрасно понимала, что если Бентон получит письмо, датированное днем убийства Сьюзан, он тут же все просечет, и вот тогда-то с ним начнется такое...

— А еще она выбрала почтовое отделение, которое находится в местах, где жила Сьюзан, — добавляет Люси.

Мы рассуждаем, прикидываем и всячески разглагольствуем до самого вечера, пока наконец не приходим к общему мнению, что настало время рождественского торжества. Разбудив Марино, рассказываем ему о своих находках и продолжаем разговор, закусывая зеленью с луком и помидорами, вымоченными в сладком красном уксусе с оливковым маслом холодного отжима. Наш отоспавшийся приятель так уплетает лазанью, будто несколько дней ничего не ел. Мы тем временем дискутируем и размышляем, разрабатывая вопрос: если Кэрри Гризен была автором угроз и каким-то образом связана с семейством Шандонне, считать ли убийство Бентона чем-то большим, чем поступком обезумевшего психопата? Не было ли его убийство организованным деянием, завуалированным так, чтобы казалось, будто спятивший негодяй совершил бессмысленное убийство, сводя личные счеты? А план с радостью привела в действие оказавшаяся под рукой Кэрри...