Читать книгу - "При реках Вавилонских - Нельсон Демилль"

– Правила устанавливаю не я, – настороженно сказал Ричардсон.

– А вот я иногда этим занимаюсь. Когда мне дают такие полномочия. – Макклюр помолчал. – Так, значит, если вы погибнете, то мир узнает имена многих террористов?

– Подождите, Джон! К чему такие разговоры? Дело не так просто, как вам представляется.

– Не сомневаюсь, что так оно и есть. Будь у нас время, мы, возможно, смогли бы найти какое-то решение, но времени у нас нет.

– Подождите! – Ричардсон выставил руки, как бы заслоняясь от пули. – Я могу гарантировать вашу безопасность. Эти люди…

Макклюр выстрелил между рук полковника, и пуля вошла в грудь в нескольких дюймах от сердца. От толчка голова Ричардсона дернулась, фуражка слетела с головы, и ее подхватил ветер.

* * *

Давид Беккер быстро сбежал по трапу, держа в руке металлическую банку с копией короткой хроники Мириам Бернштейн, завернутой в промасленную тряпку и обернутой целлофаном. Выбрав место у основания трапа, он куском алюминиевой скобы выкопал ямку. Идея спрятать письменный рассказ о случившемся казалась Беккеру довольно глупой, но Мириам настаивала, и он не стал спорить. Женщина продемонстрировала смелость и стойкость перед лицом смерти, не выказала признаков истерии, и ее не совсем рациональное упрямство в отношении рукописного листка заслуживало уважения, если не понимания. Беккер опустил банку в ямку и поспешно засыпал песком. Сам бортовой журнал с оригиналом хроники уже был спрятан в кабине. Оставляя документ там, Беккер надеялся на то, что Израиль все же добьется возвращения самолета и какой-нибудь рабочий обнаружит отчет о трагедии за обшивкой. Что касается банки, то в ее отношении оптимизма было меньше. Честно говоря, Беккер полагал, что ее вряд ли вообще когда-нибудь откопают. Хотя почему бы и нет, ведь сам же он откопал Пазузу.

Пилот выпрямился и вытер руки. Где-то неподалеку, метрах в двухстах от самолета, перекрикивались два араба. Кто-то из израильтян выстрелил наугад в направлении голосов, и ветер принес в ответ крик боли. Можно представить, в каком настроении они будут, когда попадут сюда, подумал Беккер. И все же он нисколько не жалел о том, что они решили драться, и до сих пор не слышал, чтобы об этом сожалел кто-то другой.

Беккер подошел к Питеру Кану, который упрямо возился со вспомогательной энергоустановкой:

– Хватит, Питер. Сейчас не то время. Иди в кабину.

Кан посмотрел на него снизу вверх:

– За каким чертом? Когда эти сволочи доберутся сюда, пусть видят, что Питеру Кану наплевать на них, что он занят своим делом. Может, тогда эти сукины дети пожалеют беднягу и выпишут ему обратный билет до Лода.

Беккер улыбнулся:

– Ладно. Я… В общем, пока.

Кан кивнул:

– Ладно, командир. Пока.

Беккер повернулся к трапу и медленно поднялся, не обращая внимания на свистящие вокруг пули. Чтобы добраться до кабины, ему пришлось пройти мимо раненых.

Наконец он сел в кресло рядом с Мириам:

– Сделано.

– Спасибо.

Они долго молчали. В конце концов Беккер сказал:

– Я всегда знал, что умру в этой штуке.

Мириам дотронулась до его руки:

– Мне кажется, вы самый смелый из всех, кого я знаю.

Беккер перевел взгляд на приборную панель. Он предпочел бы делать что-то другое, но Хоснер строго-настрого приказал находиться в кабине до самого конца. Беккер включил радио и стал медленно крутить ручку настройки, зная, что будет делать так до тех пор, пока кто-нибудь не пустит пулю ему в голову. Ему было жаль Мириам Бернштейн и, если уж на то пошло, всех женщин. Он не сомневался, что для них ашбалы приготовили нечто особенное.

– Уверены, что хотите остаться здесь? Я имею в виду…

Мириам улыбнулась:

– Мне тоже дан приказ.

Беккер кивнул:

– У домика пастуха собираются люди. По-моему, они…

– Да, вижу. Но мне хочется остаться с вами. Если, конечно, вы не против.

Он нерешительно кивнул, потом молча пожал ей руку.

* * *

Группа израильтян, вознамерившихся покончить с собой, собралась в перепачканной и пропахшей кровью хижине пастуха после того, как оттуда убрали раненых.

Арабы вообще не склонны совершать самоубийства, но никто из евреев не удивился, когда к ним присоединились Абдель Маджид Джабари и Ибрагим Ариф. Все прекрасно понимали, что у этих двоих предостаточно причин выбрать смерть.

В домике было темно, но от этого собравшимся было почему-то легче. Люди почти не разговаривали, лишь иногда перебрасываясь с входящими короткими фразами.

Через некоторое время стало ясно, что пополнения не будет, но никто из присутствующих не знал, как быть дальше, и в хижине повисло тяжелое ожидание.

Одиннадцать человек, мужчин и женщин, сами собой разделились на три группы, каждая из которых обосновалась в своем углу. В первую группу входил Иешуа Рубин, один из главных сторонников этого, как назвал его кто-то, пакта самоубийц. Рядом с ним на полу лежал Игель Текоа, все еще сожалевший о том, что остался жив после обстрела арабами его аванпоста. Теперь ему снова приходилось смотреть в лицо смерти. В этой же группе были четверо молодых служащих кнессета – две женщины и два мужчины. Все они входили в Лигу Обороны Масада.

В другом углу разместились стюард Яков Лейбер и две стюардессы, Бет Абрамс и Рахиль Баум. Два последних дня Бет Абрамс ухаживала за ранеными и постоянно видела их страдания. Этого короткого времени хватило, чтобы веселая и довольная жизнью девушка превратилась в подавленную горем, неулыбчивую и тихую молодую женщину. Рахиль Баум лежала на полу между Бет Абрамс и Яковом Лейбером. Как и Текоа, она отказалась перейти в «конкорд» вместе с остальными ранеными, полагая, что на самолете раны не станут болеть меньше, чем в домике. Смерть Каштана произвела на девушку очень сильное впечатление, так что она даже боялась выходить за дверь.

У Якова Лейбера оставалось трое детей, и решение покончить жизнь самоубийством давалось ему особенно трудно. Возможно, он так и не принял бы его, если бы не Рубин, убедивший стюарда в том, что ашбалы в любом случае не пощадят никого. И все же сомнения не покидали его. Не исключено, что Лейбер и передумал бы, но он видел, как плохо стюардессам, и знал, что нужен им. Рахиль Баум держалась спокойно, а вот Бет Абрамс плакала не переставая. Яков был рядом, держа ее за руку.

В третьем углу сидели на корточках Абдель Джабари и Ибрагим Ариф. Тридцать лет прожили они среди этих людей и вот теперь готовились встретить смерть вместе с ними.

Джабари закурил последнюю сигарету и прошептал:

– Знаешь, Ибрагим, мне всегда казалось, что я не умру естественной смертью.

Ариф был бледен и заметно дрожал. Он тоже закурил сигарету и глубоко затянулся: