Читать книгу - "При реках Вавилонских - Нельсон Демилль"

– Они не солдаты, – напомнил Хоснер. – И в конце концов сделают то, что подскажет им инстинкт самосохранения. – Он понизил голос так, чтобы его слышал только Берг: – Некоторые уже договорились, что убьют друг друга. После того, что случилось с Капланом, это представляется не самым худшим выходом. По крайней мере, я не могу их винить.

Некоторое время все молчали. Самодельное знамя все еще трепетало на ветру, но бурая пыль скрыла яркие краски, вызывавшие в памяти набережную Тель-Авива, а алюминиевое древко все сильнее клонилось вниз.

Мириам Бернштейн начала говорить что-то, но махнула рукой и замолчала.

– Что? – спросил Хоснер.

Она пожала плечами:

– Я просто подумала, что, может быть, нам стоит попытаться прорваться к реке сейчас, пока еще есть патроны? Ну чтобы отступить хоть в каком-то порядке, а не поодиночке. Вряд ли на берегу очень уж много ашбалов, и мы могли бы, пользуясь темнотой, постараться спуститься вниз по течению.

Хоснер и Берг переглянулись, потом посмотрели на женщину.

– Вы забываете о раненых, – напомнил Хоснер.

– Они все равно обречены. Мы должны думать о большинстве.

– Вам не кажется, что вы заходите слишком далеко? – спросил Берг.

– Наверное, в устах мужчины это предложение не прозвучало бы так ужасно, верно? Да, оно ужасно. Но в любом случае я останусь с добровольцами, чтобы позаботиться о раненых. Меня все равно не пощадят.

Хоснер покачал головой:

– Вы умеете смягчать самое жесткое решение, однако в данном случае я не могу с вами согласиться. Независимо от того, останемся ли мы здесь или попробуем вырваться к реке, первое, что нам придется сделать, если дело дойдет до рукопашной, это застрелить раненых. – Он поднял руку, предвидя ее возражения. – Не будьте дурой, Мириам. Мы все слышали, как они обошлись с Капланом. Одному Богу известно, что перенесла Дебора Гидеон.

– Но… им ведь нужны заложники.

– Может быть, – вмешался Берг. – А может, уже и не нужны. Сейчас ими руководит лишь жажда мести. И даже если кто-то, Риш или Хаммади – если они останутся в живых, – удержит этих зверей от бойни, пленных все равно подвергнут самым жестоким пыткам. Не забывайте, что каждый из нас знаком с теми или иными государственными секретами. Нет, мы не оставим раненых и не станем ничего предпринимать в темноте. Ночные маневры тяжелы даже для тренированных солдат. Я убежден, что любая попытка прорыва к реке ночью приведет к катастрофе.

– Тогда какие у нас есть варианты? – спросила Бернштейн. – Вы не желаете отдать приказ к отступлению, вы против капитуляции и не хотите массового самоубийства. Что еще мы можем сделать?

Хоснер отвернулся, не выдержав ее взгляда:

– Не знаю. На мой взгляд, если пути к спасению нет, то наилучший выход – смерть в бою. Конечно, все не погибнут. Кто-то сдастся в плен, кого-то захватят. Будут самоубийства, но еще больше убийств. Может быть, кому-то удастся ускользнуть под покровом темноты. В общем, будет то, что случается после каждой осады, когда осаждающие врываются в город.

Ему никто не ответил.

Бой продолжался. Обе стороны устали и понимали, что нынешняя схватка может оказаться последней. Люди двигались механически, будто исполняя обязательный ритуальный танец, исход которого предопределен заранее и наступит в назначенное время независимо от стремления участников приблизить или, наоборот, отсрочить неизбежный конец.

Ашбалы не рисковали, соблюдая дистанцию в триста – четыреста метров, неспешно маневрируя, стараясь нащупать слабые места в обороне израильтян и заставляя противника расходовать боезапас.

До рассвета оставалось больше трех часов, но Хоснер знал, что свет придет еще позже, если только ветер не стихнет и пыль не уляжется.

Как и в любом позиционном бою, многое, если не все, зависело от обеспечения воюющих. Ашбалы имели небольшое преимущество в живой силе и вооружении и подавляющее в боеприпасах, продовольствии, воде и медицинском обслуживании. Им оставалось только ждать, пока у противника закончатся патроны. Даже при самой осторожной, экономной тактике израильтяне не могли продержаться до рассвета.

Берг отчаянно перебирал возможные варианты. Что предпринять? Попробовать отступить к реке? Контратаковать? Ждать конца и идти в рукопашный бой? Убить раненых? Застрелить Хоснера? Надеяться на помощь?

– Как вы думаете, что случилось с Добкином?

Хоснер повернулся и посмотрел на юго-запад, где, как они рассчитывали, находилась деревня Умма. Потом перевел взгляд на юг, в сторону Ворот Иштар:

– У меня такое чувство, что с ним все в порядке.

Мириам, державшая Хоснера за руку, даже не попыталась отстраниться:

– Интересно, удалось ли ему связаться с кем-то?

Берг пожал плечами:

– Я уверен только в одном. Даже если бы вступил в контакт с властями, они вряд ли станут торопиться. – Он посмотрел на Хоснера, как будто ожидая от него подтверждения своих слов. Тот повернулся спиной к ветру и, взглянув на запад, протянул руку в сторону невидимого горизонта:

– Мне все же хочется верить, что Тедди Ласков сдержит слово и появится здесь вместе со своей эскадрильей. Может быть, он уже ищет нас…

Берг посмотрел на небо.

– Весьма оптимистичное заявление, Яков, – осторожно сказал он. – Надеюсь, предчувствие вас не обманывает.

Хоснер прислонился спиной к камню и сложил руки на груди.

– Знаете, Берг, я не могу примириться с мыслью, что все те умники в Тель-Авиве и Иерусалиме просто сидят и пускают слюни. Я ожидаю от них большего. Что это, патриотизм? Может быть. Наверное. Да, возможно, я ожидаю от них слишком многого. В конце концов, я и сам был одним из этих самых умников, и посмотрите, что получилось в итоге. Да, Исаак, я все испортил. Им всем пора взять небольшой отпуск.

Берг невольно усмехнулся:

– Но только не сегодня.

Он покачал головой, отдавая должное Хоснеру, который, несмотря на все свои безумства, не утратил способности рассуждать здраво.

Подошедшая Мириам взяла Хоснера за руку и слегка сжала пальцы. Она поймала себя на том, что думает о Тедди Ласкове. В последнее время это случалось все реже. После посадки Мириам лелеяла надежду, что Тедди вот-вот прилетит на своей стальной птице и спасет ее. Ее и всех остальных. Но мечты быстро развеялись под натиском жестокой реальности, и в этой реальности Тедди Ласков, вероятно, уже отстранен от командования и посажен под арест. Она понимала и то, что отчасти сама виновата в том, как Тедди повел себя в решающий момент. Поначалу Мириам упрямо гнала эту мысль, отказываясь брать на себя ответственность за его действия в воздухе, но все, кто знал об их отношениях, прекрасно видели связь между ее призывом к миролюбию и колебаниями генерала, а потому и ей пришлось признать свою вину. Затем реальность заставила Мириам Бернштейн взглянуть в лицо и другим неприятным фактам.