Читать книгу - "Преступление - Ирвин Уэлш"

Они переходят Девятнадцатую улицу — и одновременно вздрагивают. Справа воздух вспарывает огромная зеленая рука. В первый момент кажется, что о помощи просит утопающий, но нет, тут не мольба, тут вызов лазурным небесам. Вызов — и боль. То, что поначалу было принято за водоросли, обвившие запястье, при ближайшем рассмотрении оказывается клубком человеческих тел в натуральную величину, истощенных, агонизирующих. Чем ближе подходят Леннокс, Труди и Тианна, тем навязчивее для всех троих ощущение, что вот-вот они услышат — неизбежно услышат! — хруст костей; дрожит самый воздух. Рука — на вымощенном камнем острове посреди водоема. Они видят фигуру плачущей матери с двумя детьми. На постаменте, под окаменевшей в своем горе семьей, надпись: «Несмотря ни на что, я все еще верю в человеческую доброту». Цитата из дневника Анны Франк.

Охранник в форме, судя по оттенку кожи и чертам лица, скорее африканец, чем афроамериканец, вышел из своей будки, уселся на самом солнцепеке. Кажется, даже машины на Меридиан-авеню гудят тише, почтительнее. Пальмы, статные, торжественные, смотрятся в водоем, перед которым полукругом — колонны, увитые лианами с белыми цветами; все вместе образует навес над мраморной стеной, неоспоримой, как самые кости. На ней, по технологии защиты от вандалов, выгравированы слова и образы, в которых раскрывается история Холокоста. Эту черную хронику ничто не обелит, не исказит и не подчистит; она пребудет вовеки. Имена — сотни, тысячи, миллионы имен взрослых и детей, загубленных в лагерях смерти, — здесь пребудут вовеки.

Полукруг расщепляется мостиком, который ведет на остров, к зеленой руке. В туннеле перечень лагерей, всем известные названия, такие как Освенцим и Бухенвальд, соседствуют с теми, о которых Леннокс никогда не слышал. Бельцек, Пднари, Вестерборк, читает он.

В отличие от другого туннеля, солнечные лучи, острые, как лазер, вскрывают полумрак, льются из потолочных отверстий. По выходе, уже непосредственно на острове, Леннокс, Труди и Тианна видят еще зеленые фигуры, читают имена, выгравированные на внутреннем мраморном круге. Леннокс потрясен количеством одинаковых фамилий, означающих, что с лица земли были стерты целые семьи. Понимали ли нацисты и их приспешники, что прежде всего совершают насилие над детьми, самое масштабное в истории человечества?

— Мне надо поговорить с Тианной, — произносит Леннокс, обращаясь к Труди. — Хорошо, девочки?

— О’кей, — отвечает Тианна. — Но Труди тоже можно послушать.

— Рэй, мы все совершаем ошибки, — осторожно начинает Труди. — Мы все... — Она медлит, вспоминает дурацкую ночь

с риелтором, смотрит на траву, сжимает кулачки; она готова признаться, но, подняв взгляд, обнаруживает, что Леннокс

удаляется вместе с Тианной, он уже в воротах. Первый порыв Труди — броситься еледбм, однако нечто мешает ей, замораживает нервные окончания, приковывает к месту. Ее атакуют мысли, одна страшней другой. Рэй и Тианна столько

времени провели вместе, наедине. Люди, когда остаются наедине, на всякое способны. Рэя в детстве изнасиловали, он

никогда на этот факт даже не намекнул. Какие еще у него тайны?

Труди Лоу охватывает ужас. Она бросается вдогонку. Собственно, много ли ей известно о Рэе Ленноксе? Только то, что лежит на поверхности. Разве она знает о своем женихе больше, чем знала об улыбчивом, белозубом риелторе, который теперь вызывает угрызения совести? Что вообще можно знать о других, если мы видим их сквозь линзы собственного «я»? Труди торопится к воротам. От солнца, как от передержанной касметической маски с эффектом пилинга, щиплет лицо. Оказавшись в саду, Труди щурится, однако Леннокса с Тианной не видит. Влажность по-прежнему зашкаливает.

Труди, чуть живая, выходит на лужайку и, к своему облегчению, на скамейке видит обоих. Слышит Ленноксовы обращенные к Тианне слова:

— Помнишь, как эти подонки давали тебе снотворное, а потом, на яхте, делали с тобой нехорошее? Помнишь, да?

Труди напрягает слух, но не приближается.

— Помню, — запинаясь, отвечает Тианна. — Я думала, мне все снится, только это был не сон. Меня туда отвозила Стэрри.

Они давали мне рогипнол или что-то в этом роде. И мне снился Ланс Диринг, как будто он меня трогает... Я думала, я сама грязная, раз мне такое снится... Диринг сказал: он коп, и он узнает, хорошей я была девочкой или плохой, а плохую девочку он может и в тюрьму посадить... Сказал: его не проведешь — он понял, что я грязная...

— Нет, ты чистая. Это они грязные. Таких людей называют педофилами. Они извращенцы. Скажи, что надо сделать, если тебя трогают или говорят гадости?

— Уйти. Или убежать, — отвечает девочка, кусая нижнюю губку.

— Правильно. А еще надо сказать этому мерзавцу, чтобы он убирался ко всем чертям, — произносит Леннокс. Его бросает в дрожь: он видит потный грязный член перед носом, ощущает его вкус. Касается щетины над верхней губой. Щетина защищает. Прикрывает брешь. Отпугивает подонков. Призвана заявить, может, слишком в лоб: «Я — мужчина». — Надо сказать: убирайся ко всем чертям, ты хорек вонючий!

— Убирайся к чертям! — кричит Тианна. — Убирайся, хорек вонючий!

Труди подходит, касается Ленноксовой руки. Рука словно окаменела.

— Рэй...

Леннокс оборачивается, в его глазах боль, которую Труди принимает за обвинение. «Он знает. Он знает про риелтора. Все знает. Сейчас так и скажет».

Внезапно Леннокс переводит взгляд на Тианну. Труди ясно: у него с этой девочкой установилась связь, тесная связь — с ней, Труди, он никогда не откровенничал. И не будет.

— Молодец. Посылай их к чертям, — наставляет жених-полицейский. — Говори: убирайся к чертям, грязная скотина.

Кричи во все горло, — твердит Леннокс. — Что есть сил кричи. Пусть тебя все услышат, пусть все узнают, весь мир пусть знает. — Под веками Рэя Леннокса — трое из туннеля, трое, втолкнувшие его в чуждый, страшный мир, сделавшие его полицейским. Под веками Рэя Леннокса — Гарет Хорсбург и Ланс Диринг, Джонни и Стэрри. Рэй Леннокс издает первобытный рев, звук поднимается из самого нутра, из глубин души — как обвинение всем плутам, агрессорам и грязным извращенцам, с которыми он, Рэй Леннокс, сталкивался, с которыми сталкивались другие. - УБИРАЙСЯ К ЧЕРТЯМ, ГРЯЗНАЯ

СКОТИНА!

Рев потрясает тихий, почти идиллический садик. Пожилая пара, гуляющая по тропинке, спешит восвояси, от греха подальше.

— Рэй, нам пора, — лепечет Труди, но теперь Тианна в один голос с Ленноксом кричит и не может остановиться:

— УБИРАЙСЯ К ЧЕРТЯМ, ГРЕБАНЫЙ УРОД, ОТВАЛИ, ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!

Леннокс не владеет собой, каждый его выкрик, как удар. Пора освободиться, ото всего освободиться; в душе накопилось слишком много черных списков и темных тайн. Пора начать их изживать, и не важно, насколько растянется этот процесс. Леннокс и Тианна кричат вместе, кричат до тех пор, пока не выдыхаются. Труди обнимает плачущую девочку.