Читать книгу - "Преступление - Ирвин Уэлш"

— Лес, мне надо пройтись, мозги проветрить, — как бы в оправдание, что размыкает объятие, сказал Леннокс.

— Хочешь, вместе пройдемся?

— Нет, я в порядке.

— Рэй? — Лес Броуди помолчал. — Забудь. Все забудь, друг.

— Увидимся, Лес.

Леннокс брел не разбирая дороги; под ногами чавкала грязь, хрустел гравий. Доносился плеск воды — река виднелась сквозь голые зимние деревья. Он вышел к туннелю, совсем небольшому и нестрашному теперь, когда Леннокс стал взрослым. Он шагнул внутрь, добрался до излома посередине, до мертвой зоны; он хотел, чтобы туннель волшебным образом вновь изменил его. Сделал прежним. А потом захотел, чтобы появились те трое, с виду совсем как люди; те трое чудовищ, изменившие мальчика; чтобы они появились — и встретились лицом к лицу с мужчиной. Он хотел, чтобы хоть что-нибудь случилось. Хотел услышать голоса. Чьи угодно. Пусть хоть что-нибудь случится.

- НУ, ДАВАЙТЕ СЮДА! - взревел Леннокс. - ДАВАЙТЕ, Я ВАС ЖДУ, ГРЯЗНЫЕ СКОТЫ!

Правая рука шарахнула по стене, тщась раздробить крупные шершавые кирпичи. Боль обрушилась, на несколько секунд остановила удары, но Леннокс продрался сквозь нее и потом уже ничего не чувствовал, кроме тошнотворного биения в груди. Дыхание походило на мучительную икоту, гравий впитывал кровь из раздробленного кулака.

Он не знал, сколько времени просидел в туннеле, уткнувшись лицом в колени и что бормотал, подвывая. Его нашли Труди и Олли Нотмен.

— Рэй... мой милый, бедный мой!.. Лес сказал, ты в туннеле... — начала было Труди, потом увидела измочаленную кисть, и ее ротик вытянулся от ужаса и стал походить на пасхальное яичко.

Лес знал, где его искать.

Увидимся, Лес.

И Леннокс принимает решение действительно увидеться. Вот только вернется в Эдинбург — и найдет Лесов телефон в справочнике. Он достанет дружбу из стеклянного хранилища, они успеют, у них еще есть время. Леннокс шевелит пальцами искореженной руки. Берет телевизионный пульт, щелкает по кнопкам.

Попадает на местный канал графства Майами-Дэйд. Испытывает шок — передача называется «Обзор преступлений, совершенных на сексуальной почве». Показывают фотографии мужчин с дикими глазами и непроницаемыми лицами, называют их либо «совершившими преступления сексуального характера», либо «сексуальными агрессорами», Леннокс разницы не видит. Тут же имя, фамилия, расовая принадлежность, цвет волос и глаз, дата рождения и версия «Каравана любви» в инструментовке из тех, которые не дают сосредоточиться в супермаркете.

«Конечно, операцию «Семинар» зрители не увидят, но рожи-то должны на экране появиться», — думает Леннокс. Некоторое время он смотрит передачу, однако участников педофильского семинара не показывают. Те все были белые, а в телевизоре насильники либо чернокожие, либо латиносы. С горькой усмешкой Леннокс переключается на программу, посвященную продаже недвижимости. Женский голос с придыханием произносит:

— Люди, живущие в стеклянных домах... — следует много значительная пауза, затем вымученный кокетливый смешок, —

получают больше удовольствия!

Со слов ведущей выходит, что стоимость роскошного кондоминиума с видом на Саут-Бич, залив Бискейн и центр Майами по сравнению с прошлой неделей упала на двести тысяч долларов. Начинается новая реклама. За столиком у бассейна хлыщ с типажом Кристофера Рива. Хлыщ оснащен лэптопом и мобильником, якобы только что закончил разговор. Поднимает взгляд на камеру.

— Мы не зря назвали новый кондоминиум «Исламорада»[23]— так мы запрограммировали владельцев недвижимости на радость. — Хлыщ встает, смотрит вдаль, на пристань, машет счастливому семейству, выгружающемуся из яхты. Фокус смещается на высотный дом. И вот телезрители уже в апартаментах, а хлыщ в роли экскурсовода.

Из ванной выходит Труди, обнаженная, если не считать полотенца на голове, смотрит в экран, откуда вещает смазливый риелтор:

— Меня зовут Аарон Резингер, и я не просто продаю мечту — я живу в мечте. Это правда. И если я говорю, что этот жилой комплекс построен с учетом всех современных требований в плане дизайна и является идеальным местом для людей, ценящих роскошь и стиль, мои слова — не просто цветистая реклама.

Я построил этот дом и понял: лучшего места мне не найти. Так что приходите — и убедитесь сами, — навязывается Аарон, затем разражается отрепетированной улыбкой и как бы против воли, с легким пожатием плеч добавляет: — Вам также гарантированы солидные соседи.

Труди в ужасе отворачивается от экрана.

— Спорим, тебя зацепило! — улыбается Леннокс.

— Что?.. — выдыхает Труди.

— Ну, всякие мраморные рабочие поверхности кухонных столов, паркетная доска, встроенные кондиционеры, солнечные террасы, захватывающие дух виды, пристани и парковки.

Я заметил, какие у тебя были глаза... — поддразнивает Леннокс и гладит ей ягодицы, а другую руку держит у нее между ног. — Как думаешь, мы еще успеем...

— Нам пора одеваться, — отстраняется Труди. — Ты разве забыл — мы договорились пообедать с Джинджером и Долорес

и забрать Тианну. — И Труди выключает телевизор.

— Да, ты права, — неохотно признает Леннокс и направляется в ванную посовещаться с другими своими «я», которые все

поют одну песню.

Робин, если в двух словах, справилась, пережила. Джонни и Стэрри взяты под стражу без права внесения залога. Ленноксу сообщили, на какое число назначен суд, ему придется снова лететь в Майами. В трех штатах произведен ряд арестов. Леннокса спрашивали, что он думает о плачевном состоянии одного из арестованных, некоего Джеймса Клемсона, обнаруженного в городской больнице со следами жестоких побоев.

— Полагаю, граждане такого сорта не задумываясь отделают своего, если жареным запахнет, — не моргнув глазом ответил Леннокс офицеру полиции. Тот смотрел в упор, однако было очевидно: дальнейших дознаний не последует.

Ланс Диринг дотянул До приезда «скорой» и лишь потом потерял сознание. По медицинским показателям, он держался еще трое суток, постепенно уступая сепсису, развившемуся в результате ранений. Леннокс надеялся, что Диринг прочувствовал каждую секунду и что в больнице на нем экономили морфин. Тем, кто привык удовлетворять свои инстинкты путем вынесения смертных приговоров детям, искать у Леннокса сочувствия не приходилось.