Читать книгу - "Мост через Лету - Юрий Гальперин"

— Увел?

Фомин развел руками.

— Детей мне с ними не крестить. Забирай, твой теперь. И никому не показывай, а то подведешь.

Лешаков полез было обниматься, но марксист остановил его:

— Проверь, есть там эта программа?

Лешаков полистал журнальчик и отыскал то, что занимало его, не давало покоя последние дни. Статья оказалась короткой, но инженер и в ней запутался. После подробного предисловия давали программу, обычную, фортрановскую. С правой стороны, как всегда, шел комментарий.

— Ну, спасибо! Вот удружил! — обрадованно задышал Лешаков. — А с предисловием поможешь, у меня и словари есть?

— Не надо словарей, — добродушно отмахнулся Фомин. — Давай, я тебе прямо сейчас.

— Погоди, — сказал Лешаков. — Давай оформим путем. Ты ужинал?

— Завтракал.

— Картошку почистим.

— И закуска опять же правильная, — намекнул Фомин.

Отступать Лешакову было некуда. Не хотелось инженеру выходить из дома, но он повиновался национальному чувству такта, накинул пиджак и, как был в тапках, собрался бежать в магазин.

— Семь часов, — предупредил марксист, — белой не дадут уже.

— У таксистов можно.

— Десятку с тебя сдерут, а зачем? Возьми бормотухи, не будем отрываться от народа.

Через полчаса друзья сидели за столом, выпивали и закусывали. По ходу дела Фомин переводил Лешакову предисловие и комментарий прямо с листа. Он помнил английский превосходно. Сгодился умнице красный диплом. Лешаков слушал внимательно, записывал, переспрашивал, не стеснялся. Фомин повторял.

— Сомнительное дело, — резюмировал он, когда бывший номенклатурный работник закончил перевод.

— Гипотеза, — уточнил материалист. — Они на большее и не претендуют.

— Однако и не Блаватская эта. Или твой… К-Курилка.

— Курилло-Семеновский.

— Средневековье, — обобщил Лешаков.

— Астрологический опыт огульно отбросить легко, — возразил Фомин. — Он, в сущности, основывается на дотошных тысячелетних наблюдениях. Неизученный пока вопрос. А наши аппаратчики на этом деле прямо горят. Таблицы чертят, звезды считают.

— Чтобы карьеру слепить, и не такие фортели выкидывают.

— Некрасиво поступают товарищи. Мудрят… Неправильные марксисты, — осторожно согласился Фомин, — ревизуют теорию. Я нынче основоположников дочитал, теперь последователей хочу полистать. Занятно, как у них дальше концы с концами-то, а?

— Не повредит здоровью?

— У меня жила бычья. Доктора, к примеру, вирусы разные на себе пробуют… Испытаю и я.

Лешаков не одобрил.

— Допьем, — бывший номенклатурный работник кивнул на оставшийся в бутылке грязного цвета портвейн. — Хорошая штука, аминазин называется.

— Чего? — не понял мудреного слова Лешаков.

— В народе бормотуху так прозвали. В психушках аминазином диссидентов глушат. А нам заместо портвейн продают, для утешения. Не веришь — хлебни.

Лешаков высосал последний стакан сладкого зелья. Вкус не понравился. Гадкое пойло. Но скоро голова задубела, а мысли улетучились, будто и не было их: сделалось пусто и просто. Лешаков посетовал, что не осталось выпить еще.

Приятель ушел поздно, но инженер не мог угомониться. Днем дремал он долго, и сейчас, несмотря на выпивку, сна не было ни в одном глазу. Устроился за столом под лампой. Развернул принесенный журнал. Нетерпение вызнать судьбу будоражило его.

До ночи он провозился с программой. К часу было готово. Лешаков подставил свои данные, закодировал, многократно проверил. Тогда только и успокоился. Принял душ, почистил зубы, проветрил помещение. Завернул огурцы в полиэтилен. Они очень годились для намеченного дела. Лег с книжкой в постель. Но читать не смог: глаза устало смежались, строчки сплетались и стекали со страницы. Книга упала на пол.

* * *

Инженер Лешаков не знал, не догадывался, много ли, мало ли времени отпущено ему. Он испытывал зуд, предчувствовал: скоро, совсем скоро ему предстоит. Но он сильно боялся испортить, слишком поспешить, поторопиться. Еще опаснее было промедлить, упустить момент, не угадать верный срок, решающий день, звездный час. Вот что занимало инженера: предел, который он желал выяснить с возможной точностью. Ему предстояло узнать, угадать, просчитать.

Час был известен Лешакову. Инженер считал, лучше провернуть акцию после работы, когда проспект в центре города запружен усталой толпой: возвращаются со службы люди, спешат занять места в Публичной библиотеке, снуют в замкнутом треугольнике между универмагами ДЛТ, «Пассаж» и «Гостиный двор», занимаются покупками в маленьких магазинах на Садовой и на Невском, бегут от стола заказов у Елисеевского за тортами в «Метрополь» или в «Север», за билетами в театральные кассы или в железнодорожные, что на канале рядом с «Домом книги», а то и подальше, в кассы Аэрофлота. Семь часов — оптимальное время.

Но дня своего Лешаков не знал. Потому и понадобились головоломки астрологов, таблицы «Эфемериды», множество противоречивых гороскопов и сомнительная программа американского происхождения, которой он, технический специалист, доверял больше, чем псевдонаучным источникам. Совестно было тратить время на то, чтобы их читать, перелистывать, разбирать, вникать в невероятные подробности и примерять на себя. За этим занятием российский инженер Лешаков чувствовал себя кем-то странным, футурологом что ли, шарлатаном, темным идеалистом. Но то, что он вызнал, заинтересовало инженера не на шутку.

Оказалось, Лешаков, родившийся десятого декабря, по гороскопу проходил под знаком Стрельца. А Стрелец, он свободолюбивый и борец за справедливость. Информация понравилась.

«Склонен к авантюрам» — прочитал он далее. Никаким боком это инженера не касалось. Но он вспомнил июньские приключения, Веронику, негасимую лампу, кое-что из студенческих похождений, и стерпел. Авантюристом он себя не признал, но склонность допускалась. Лешаков старался остаться объективным исследователем. Ему не хотелось вступать с гороскопом в конфликт. Тем более, чего уж таить, проглядывала склонность. Дремала до поры. В ком ее нет.

Устроившись уютно, Лешаков все воскресенье провалялся на диване, а позже перебрался за стол. Занятие захватило его. Он лез вглубь, распутывая, открывая неожиданные вещи. Инженер искренне переживал, был смущен до крайности. И к середине ночи определенно запутался.

По рождению у Лешакова оказался слабый Марс, то есть собственных сил не хватило бы ему на продолжительное действие. Но тригон к Солнцу приоткрывал тягу к риску, к агрессии, а если надавить на инженера как следует, то выяснялась и способность к сильному выплеску энергии в один какой-то момент. Это показалось правдоподобным — момент!

Кроме того, обнаружились забавные совпадения.