Читать книгу - "Последний мужчина - Михаил Сергеев"

— Ладно. Действительно, чёрт со всем этим, — Новосёлов с воодушевлением потёр ладони. — Вот что, мистер Диалог, спой-ка лучше «Четвёртые сутки пылают станицы», а то слащавость любимцев женщин достала. Тьфу, опять про них! Отвязаться не можем… Ты же говорил, что петь надо низким голосом и с трагизмом?

— Не только, есть ещё деталь… Да, испортил гусар песню. А я потерял ту запись эмигрантов, из восьмидесятых, Гунько, по-моему. Вот где переплетение судеб людских и трагедии державы. Спокойно слушать невозможно. А передать… Не… талант это, не ремесло! Выучиться нельзя. Нет такого диплома. — Сергей вздохнул. — А сейчас… Все думают, что так и надо её исполнять. Заполировал песню в шоколад. И трагедия — ку-ку! Но женщины понять такое не способны. Слушатель не тот. — Он снова потянулся к гитаре.

Первым от яркого солнца проснулся хозяин квартиры.

— Эй! Жив? — он, улыбаясь, потряс друга за плечо.

Тот ошалело смотрел на него. Когда «ошалелость» не прошла и через минуту, Сергей понял: случилось.

В три часа он уже сидел в сквере госпиталя Бурденко, ожидая друга. Новосёлов показался в конце аллеи, неспешно шагая по направлению к нему.

— Ну как?

— Да ничего. Предлагают ещё операцию, легкую. Но стопроцентной гарантии не дают. Тахикардия, дело такое…

— Ты же себя вроде нормально чувствуешь? Десяточку даже бегаешь по льду Байкала?

— Ну, не по льду, а по снегу, под вой ветра. Есть такой ветер — баргузин. Подкараулил когда-то Вампилова. И не бегаю, а хожу… на лыжах, — поправил Новосёлов.

— Я думал, это заповедник.

— Так и соболя ещё называют.

— Ветер, заповедник, Байкал, соболь… Что-то шаманское, — скривился Сергей.

Они направились вглубь сквера.

— Слушай, а что, если я познакомлю тебя с Меркуловым? Ну, глянешь, похож тот на кого-нибудь из четверых? Из тех, кого ты видел ночью? Интересно.

— Интересно? Да нет. Меня как-то напрягло всё это. Не хотел бы углублять опыт… так сказать. — Новосёлов поморщился. — Ну его к чёрту. Да и мало ли что приснится.

— Ты ещё во второй фазе. Считаешь сном. Пройдёт.

— Может быть, но доводить не хочу. И потом эти четверо, что вошли в меня…

— В двойника.

— Как хочешь. Так вот, они как бы из разных эпох, что ли. Двое-то вообще старики. Один крючконосый такой, как из средних веков. А другой в камзоле. А тех я не рассмотрел… испугался.

Неожиданно что-то скрутило Сергея изнутри. Застыв и силясь пошевелиться, тут же заметил, как панорама начала размываться. Через мгновение он видел уже друга стоявшим напротив, в зале своей квартиры. Удивления, как ни странно, не было. «Привыкаю? Интересно, а Новосёлов помнит сквер в Бурденко?» — почему-то подумал он и тут же прогнал эту мысль. Сейчас важно было другое.

Тот спокойно продолжал:

— Один схватил мою руку, да как другой хлопнет по ладони и захохотал. Я гляжу, на моей ладони пуговица, необычная такая — большая и толстая, отверстия по краю и как-то посередине… короче, неправильная. Думаю, а как застёгивать? Держать-то не будет. В общем, всякая чушь. А тот хохочет, будто читает мои мысли, и второй рукой так тряхнул за плечо… а это ты меня будил… Мало, в общем, приятного, — подавленно закончил он. — Давай, короче, в авиакассу… дёрну, пока при памяти…

Было видно, что друг растерян.

— Может, просто сон? — уныло спросил Сергей.

— Как тебя увидел, так и подумал. Даже облегчение наступило… если бы не это, — Новосёлов поднял крепко сжатый кулак.

«Так вот о чём он думал, рассказывая мне… вот причина растерянности, — догадался Сергей. — Да его просто колотит!» — Он снова посмотрел на руку друга. Пальцы были сжаты с такой силой, что от напряжения покраснели.

— Она? — выдавил Сергей.

— Не знаю… Вроде. — Тот медленно разжал кулак. На ладони лежала странной формы, непривычно толстая железная пуговица.

— Неправильная отливка, — тихо прошептал Сергей, осторожно взяв пуговицу двумя пальцами и рассматривая на свет. — Смотри, а дырочки-то буквой «G»!

Друг развернул его руку к себе.

— А внутри «эр», — вглядываясь в просветы, прошептал Новосёлов.

— Не «эр», а их «пэ». — Хозяин квартиры поднял голову. — Привет от Гюнта. Пер Гюнта, — поправился он. — Отлили. Причём неправильно, с умыслом. Только вот из кого?

— В общем, Серж, я не знаю никаких Гюнтов, но чувствую, надо убираться восвояси.

— Жаль. Я рассчитывал на тебя, Саид. Можно было бы понять, к чему всё тянется.

— Не расстраивайся, старина. Я серьёзно трухнул… Это ведь не так, как тогда, на охоте. Помнишь… кто-то стрелял по нам? Там понятны были пути отхода, а здесь… Я ведь до этого дня, признаюсь, не верил ни одному твоему слову. Думал, сны принимаешь за реальность… ну и так далее… А сейчас просто боюсь.

Ночь прошла спокойно. На другой день Новосёлов улетел. Но Сергей уже не мог не думать о случившемся.

Он пришёл к выводу, что кто-то по какой-то причине даёт ему передышку, а видеть дальнейшие события может не только он сам. Правда, для этого нужно рассказать о происходящем кому-то. Мысль отдавала душком — ведь умом Сергей понимал, что всё выстраивается кем-то именно ради него. Лично. И такие «подставы» других не меняют последствий. И потом, странная смена идущих к двойнику. Кто они? И куда исчезли прежние? А тот, со шрамом, со своим обещанием? Размышляя об этом, болтаясь по мелким делам в городе, мужчина вскоре оказался у своего дома. Постояв на светофоре Капельского переулка, он с сожалением отметил, что, как и всегда, в толпе ожидающих находится нетерпеливый и бежит на красный свет. Но Сергей уже знал, когона этом перекрестке выбирает смерть. Здесь всё виделось ему по-другому. Уже давно. Со времён Леры.

Поужинав и попытавшись отвлечься телевизором, он через полчаса оставил это занятие. Кресло притягивало сильнее. Отчего-то в голову пришли стихи Тютчева:

«И бездна нам озарена

Своими страхами и мглами.

И нет преград меж ей и нами,

Вот почему нам ночь страшна».

Ему представилось запущенное имение, флигель и догорающая свеча перед одиноким стариком. Самым одиноким в мире в те трагические минуты. Сергей поёжился. Незаметно наступил вечер.

* * *

Сквозь рев ветра в ушах он вдруг расслышал крик. Отчаянный крик того, кого только что вырвал из проклятой башни.

— Хельма! Он оборвался! Я не удержал его! — Мужчина с ужасом смотрел в чернеющую пустоту. — Василий Иванови-и-и-ич!

— Не беспокойся! Он не в Лувре! А там же… где и старик! — услышал Сергей распевчатый, искажённый ветром знакомый голос. — Ничег-о-о-о! Раз попробовал, пусть привыкает! Никто не толкал его читать книгу! Са-а-а-ам!