Читать книгу - "Про Клаву Иванову (сборник) - Владимир Чивилихин"

Письмо все же было ободряющим, я узнал прежнего Вильку. Но еще большую радость доставил мне его подарок – брошюра об опыте организации и управления в США. Мы ее читали с Игорем Никифоровым и только ахали.

Я долго думал над этой брошюркой. Почему мы в организации труда так отстали от Америки, социально опередив эту страну на целую эпоху?..

А здесь, на привале у речки Баяс, был другой мир. Простая и нетронутая природа отвлекала меня, и я, отдыхая у воды, наблюдал, как быстрый поток пилит гору, а она нисколько не поддается, стоит незыблемо.

– Вы очень огорчены, что я подпортил ваш отпуск? – спросил за моей спиной Симагин.

– Да нет, ничего, – обернулся я.

– От Стана я вас и Константина верну. Где-то там наши лазят.

– Не в этом дело, – сказал я.

– А в чем? – Он сел рядом и еще раз, как утром в долине, пристально посмотрел на меня. – У вас неприятности?

– У кого их нет…

…А новая наша машина все же получилась! Она мощнее и быстроходнее старой, легче, маневренней и удобней в управлении, снабжена гидромеханической передачей и гидродинамическим тормозом-замедлителем, пневмогидравлической подвеской. Кабина изолирована от шумов мотора, отапливается и вентилируется. Днище кузова обогревается выхлопными газами, чтобы зимой не примерзал грунт. А сколько в ней других мелких удобств! И противотуманные фары, и гидроусилитель рулевого управления, и регулируемое сиденье, и многое, многое другое. На шоссе этот огромный самосвал держится легко, свободно, в нем угадываются сила и грация хорошего спортсмена.

Мы ликовали, когда «наша детка» вышла из экспериментального цеха. Помню, стояла толпа народу, были фоторепортеры. Один из них потом прислал нам снимок – наш главный конструктор Славкин разбивает в воротах цеха бутылку шампанского о бампер машины. А через день мы читали в газете репортаж, глазам своим не верили и заливались краской. Оказывается, наша машина – единственная в мире такого класса и чуть ли не чудо двадцатого века! И мы обогнали всех!

Какой стыд! Мы не только не обогнали, но и не скоро догоним, не завтра достигнем того, что в зарубежном автомобилестроении уже есть. Ах, как любим поболтать, хлебом не корми!

Тут надо было учитывать еще одно обстоятельство. Наши отступления уже ухудшили «детку», а что с ней станет, когда она пройдет чистилище – испытание опытных образцов и доводку? Но все же главное испытание – не машины, а всех нас – это запуск ее в серию. Шапка многотиражки «Даешь новую машину!» сменится новой – «Даешь план!». В этом «даешь» – не романтика двадцатых годов, а штурмовщина шестидесятых. «Дадим Родине больше могучих машин!» – повиснет над главным конвейером лозунг. Что значит «больше», если есть государственный план!

Я пытался сузить проблемы, рассматривать их лишь в аспекте своего дела и, подходя по утрам к заводу, заряжал себя этим настроением. Но уже на подступах к проходной спотыкалась нога, спотыкалась мысль. Мы вечно жалуемся на «тяжелые условия материального обеспечения», а вокруг предприятия и заводских зданий разбросаны несметные богатства – моторы, сортовой металл, запасные части, новые двигатели. Народный труд и народные деньги, втоптанные и в грязь и снег! Когда-то Киров учил ленинградских рабочих поднимать каждый кирпич – овеществленный гривенник, а у нас пропадают миллиарды гривенников. Почему никто не отвечает за это?

И все же мне надо было обернуть «вопросы» на себя и свое дело. Чтобы хоть чем-нибудь помочь «нашей детке» и себе, я решил жить «без отступлений». Приближалась контрольная проверка серийного производства, от сектора назначили меня, и я решил устроить контрольную проверку себе. Без этого я жить дальше не мог, все равно с кого-нибудь это должно было начаться. Заканчивался март. Шел месячный и квартальный штурм. Мастера вечерами выдавали рабочим по три рубля в счет будущих премий, и люди оставались на ночь. К проверке я подкопил следствия – тревожные сигналы с карьеров. Надо было найти причину.

Это оказалось делом несложным. В первых же пяти цилиндрах, поданных на сборку, класс чистоты поверхности был занижен. Я сказал технологу и контролеру:

– Эти цилиндры ставить нельзя.

Вокруг столпились рабочие, зашумели. Я заметил, что один из них был явно под мухой. Подошел мастер:

– Собирайте. Пусть проверкой занимаются десятого числа, а не тридцатого.

– Что с ними сделаешь? – промямлил контрольный мастер. – План!

Но я твердо решил не отступать. Начальник ОТК сходил за эталоном и вынужден был подтвердить: брак. Сборка узлов встала. Начальник цеха тем временем позвонил диспетчеру завода, тот – директору, а директор – нашему главному конструктору Славкину. Я не слышал их разговора, по примерно знаю, что пророкотал в трубку наш джентльмен: «Николай Михайлович! Забракованные детали должны быть немедленно изолированы. Это знает и начальник цеха, и каждый рабочий. Но я, к сожалению, не обладаю правом „вето“…»

Начальник цеха прибежал на участок, что-то шепнул мастеру, и тот махнул рукой слесарям:

– Собирать!

– Нет, не собирать! – крикнул я. – Будем оформлять карточку отступления от чертежа.

– Слушай, инженер, – вполголоса сказал мне один из рабочих. – Ты же нам в карман лезешь. А у меня трое детей.

Мне стало трудно дышать, по тут его оттеснил другой сборщик, помоложе. Он серьезными и умными глазами в упор смотрел на меня.

– Инженер, это не вы тогда выступали на партсобрании?

– Я. А что?

– Так. Молодец!

Он ступил в сторону и сел к батарее спиной, но его поддержка была мне очень нужна.

– Вы понимаете, что делаете? – зашептал мне начальник цеха. – Сборка сорвана, во вторую смену станет конвейер. Практически вы останавливаете завод!

– Директор вас, молодой человек, съест, – вторил ему контрольный мастер. – Запросто.

– Подавится. Я костистый.

– Сумасшедший! Сидоров и не таких выкушивал…

Карточку отступлений надо было завизировать у начальника сектора и ведущего конструктора – без этого Славкин и рассматривать ее не станет. Я знал, что начальник сектора откажется – он крепкий человек, а ведущий, если ему позвонит Славкин, подпишет. Знал и другое – Славкин, как всегда, успеет зарезервировать ход или даже два. И я даже рассмеялся, переступив порог соседнего отдела, – ведущий чудесным образом исчез! Только что был и никуда не собирался, а тут вдруг выехал в карьер с рекламацией! Славкин чист-чистехонек, случись потом что-нибудь с машинами, в которые пошел явный и грубый брак…

Он ведь все-таки пошел. А назавтра заместитель главного диспетчера завода принес мне проект приказа: «Конструктору ОГК Крыленко А.П. за превышение служебных прав, выразившееся в остановке сборки узлов машины на четыре часа и внесение дезорганизации в производство, объявить выговор». Всякий такой приказ автоматически лишает человека премии, хотя я, зная уже Славкина, но думал, что он, обладая редчайшими способностями изящно заметать следы, завизирует его. Но через день я с удивлением узнал, что Славкин подписал! Значит, я плохо еще изучил нашего главного конструктора! Ладно. А вообще говоря, все это меня уже мало волновало. Я не боялся показаться ни чудаком, ни сумасшедшим, лишь бы в своей правоте была уверенность…