Читать книгу - "Лицей послушных жен - Ирэн Роздобудько"

Она оторвала глаза от страницы.

– Готовлюсь на завтра, – сказала она.

– А что будет завтра?

– Консервирование. В этом году много яблок и вишен…

– А-а-а… – сказала я.

Лил снова уткнула нос в книгу.

– Лил… – опять позвала я, и она недовольно посмотрела на меня. – Ты когда-нибудь хотела выйти за забор?

– Всему свое время, – повторила она слова госпожи Директрисы, которые мы не раз слышали на общих собраниях.

Я кивнула. Но не успокоилась.

– Лил, – снова позвала я ее, – а ты не боишься?

– Чего? – не поняла она.

– Ну… что там, – я кивнула за окно, – все будет не так, как мы себе представляем.

– Послушай, Пат, с меня хватит! – рассердилась Лил. – Ни о чем таком я больше думать не хочу. И не буду. И тебе не советую.

Да, точно, она еще злилась на нас.

Лил сидела передо мной как стена, биться в которую не было никакого смысла.

– Лил, – опять позвала я. – Что такое колибри?

– Это такая маленькая птичка, – не отрывая взгляда от книги, сказала Лил, – она живет в цветах и питается нектаром.

Я все знала и сама, но мне очень захотелось произнести это слово…

– Лил!

Она нервно отбросила книгу:

– Ну что? Что? Что ты от меня хочешь?!

Ого! Хорошо, что это проявление эмоций никто не видел, кроме меня.

– Лил, – сказала я, – ты ведь тоже думаешь об этом…

– О чем? – буркнула она.

– О том, что будет с нами ЗА забором. Об этом думают все. Но молчат… Разве это не ложь?

– Ты и вправду больна, Пат, – сказала Лил и положила руку мне на лоб. – У тебя температура.

Я сбросила ее руку.

– Лил, а то, что мы смотрели на балы и никому об этом не рассказывали, разве это не преступление? А сны, Лил? Разве тебе всегда снятся кареты?

Она смотрела на меня с тревогой.

– Ты бредишь, Пат? Я позову Воспитательницу.

– Позови, – сказала я, – и я расскажу ей о дневнике Тур… О том, что мы подглядывали за балами.

– Ты… Ты… – Она прямо задохнулась от гнева и не могла произнести ни слова.

– Мы очистимся, Лил. Мы все очистимся. Мы должны это сделать.

Лил насупилась.

– Может быть, вам ничего и не будет за это, – наконец тихо сказала она. – Тебе, Рив, Озу и, конечно же, Ите и Мии. А вот я не хочу возвращаться туда, откуда пришла.

Я была удивлена.

– А разве ты знаешь, откуда пришла?!

Я увидела, как она стушевалась, а затем, взяв себя в руки, сказала:

– Наверняка – нет. Но знаю, что не жила так, как вы.

Она насупилась.

Видимо, я задела ее за что-то живое.

А она тихо добавила:

– Я мало что помню, но что такое быть голодной – знаю. Здесь меня кормят, обувают и одевают. Ты же знаешь – я «льготница», меня сюда взяли из милости начальства. Я хочу выйти замуж. И быть счастливой. Как все.

– Как Тур? – спросила я.

– Даже как Тур… – тихо сказала Лил и добавила: – Не будем больше об этом, Пат. Хорошо?

Мы снова погрузились в свое чтение. Я – про Катину любовь, она – про консервирование. И больше не разговаривали.

Но я поняла, что не одинока в своих опасных раздумьях. Однако поделиться еще более опасными мыслями не могла. Боялась подвести Лил!

Закрыла глаза и сделала вид, что сплю. Но сквозь прикрытые веки я снова ощущала на себе ее взгляд.

Услышала, как она подняла с пола мои старые тапки, покрутила их в своих руках, сковырнула с подошвы кусок сырой земли, растерла его в пальцах, даже понюхала и поставила тапки на место…

Днем ко мне пришли посетители – девочки из младших классов.

Слушать их веселые голоса, которыми они спели несколько песен, было нестерпимо. Госпожа Воспитательница дирижировала этим самодеятельным хором, девочки вытягивали шеи, усердно открывали рты, стараясь петь в унисон.

Во время пения они с любопытством разглядывали меня.

Мы точно так же ходили навещать своих старших соучениц, когда те болели, зимой приносили мед, летом – цветы. Это называлось «дар благотворительности».

«Интересно, – подумалось мне, – протопчет ли кто-то из них дорожку на крышу бального зала, как это сделала я?..»

До девяти часов вечера со мной оставалась Рив. В отличие от Лил, она бойко пересказывала события, происходившие за стенами лазарета, – кто что сказал, кто сколько ягод насобирал, кто во что был одет и тому подобное. Я делала вид, что слушаю. Кивала. Растягивала губы в улыбке. Почему-то ее речь и построение предложений показались мне искусственными.

Странно, что я раньше этого не замечала.

В этой же второй половине дня, начиная часов с шести, на меня напала такая дрожь, что я вынуждена была накрыться толстым одеялом, ведь с каждым часом больничная кровать превращалась во все более горячую сковороду, на которой меня поджаривали живьем.

С утра я точно знала: ни за что больше не переступлю порог, а точнее, подоконник лазарета. Днем начала колебаться, а вечером колебание переросло в дрожь, смысл которой я не могла понять.

Последней ко мне зашла госпожа Воспитательница. Еще раз принесла чай и сухари, от которых меня уже тошнило, измерила температуру, потрогала лоб. Сказала, что у меня ужасный вид и завтра она должна будет вызвать врача из города.

Потом она пожелала мне спокойной ночи и ушла, закрыв дверь на ключ…