Читать книгу - "Лето бородатых пионеров - Игорь Дьяков"

Насильственный декаданс ныне набрал такие обороты, что порой кажется, – не от «демос» (народ) происходит наша демократизация, а попросту от «демонов», терзающих и добивающих уже человеческую душу.

Оккультизм цветет пышным цветом, целые аудитории засыпают под взглядами гипнотизеров. За обоями по ночам зашуршали «барабашки». Полстраны ставит стаканы с водой перед телевизорами – очищать, а над всем этим непрерывно звучит: «Мы – материалисты!»

А что, и материалисты! Ведь если можно заставить полстраны поверить во что угодно и что угодно внушить из крохотной студии, минимальными средствами, «оптово», так сказать, – то почему не внушить однажды, что все доброе есть злое, все светлое есть черное, и оно – доброе и светлое – есть то, что мешает перестройке!? Круши его, гаси!

С каким искренним восторгом выльется тогда разбуженная энергия и накопленная злоба! Все дозволено, юноши! Молодежь – впереди перестройки, она – наша надежда. Бей их!.. И побьют. В Кампучии и – раньше – в Китае эта система уже сработала, у нас – отрабатывается. Хотя бы на травле «трех журналов». Уже страшно подписываться, – признавалась одна читательница, – вдруг они начнут по спискам подписчиков?…

Вот до чего дошли страхи… Хотя некогда именно так – по спискам отделений Союза русского народа – и расстреливали. Гимназистов и профессоров, рабочих и интеллигентов…

Но о телевидении – это так, кстати. Вот грядут очередные выборы, например. Масса избирателей, воспитанная на телестереотипах зрительного ряда, отучающего мыслить аналитически; масса людей, истосковавшаяся по, скажем, колбасе (или стиральному порошку, или… сами дополните), вдруг слышит: «Выберете меня – будет колбаса!» А с лотков у трибуны уже продают.

И ведь купит этим, кто бы то ни было купит! Несмотря на то, что порой неизвестен колбасный состав (вон в Архангельске «Останкинскую» продавали с изрядными бэрами в придачу). А кто может «дать» колбасу в одночасье? Только та самая власть, которая до «звездного часа» выборов об этом «не помнила». Тогда ворчали, теперь – голосуют. Проголосуют – все пойдет по-старому.

Латание дыр, паразитизм за счет неведомо кого (все ведь обезличено), – а при этом всякое движение к труду вызывает подозрительность: заработать хочет! Вот и вините после этого кого угодно – ему, как сказал отпускник в электричке, хоть бы хны.

Но бывает и еще проще, и еще сложней. Проще – это когда наезжает местный начальник и кнутом-пряником велит: «За меня голосуйте!» Безволие, запуганность, пьяное безразличие поднимают лес рук, – аккурат как в застойные времена. Этим испугом, как химикатами поле, облита чуть ли не вся страна. Он, надо сказать, чувствуется и в митинговом роении: скучиться – громко, но безответственно.

А сложней… Это кампании посерьезней. Например, реабилитация самодержавия как политической системы, – но – категорически! – без учета его религиозного смысла. Для чего это может делаться? Как вы, читатель, мыслите? Или. Бичевание Сталина, доходящее до абсурда, такого абсурда, что живой человек сначала превращается в сказочного злодея, а потом – в сознании иных – в мученика, с чертами идеала, по которому начинают вздыхать. Тут невольно вспомнишь о чучелах на японских предприятиях – чучелах директоров, предназначенных для битья. Но и глобальней можно вопрос поставить, вкупе с первым: уж не диктатора-самодержца ли должно востребовать замороченное общество, по расчетам… чьим, неизвестно?

Нельзя попасть в бездну порока, не пройдя последовательно ряд «соступательных» этапов. И, по закону аналогий и сохранения энергии, есть основания предположить, что, если в далекой древности христианством было создано учение о строгой последовательности борьбы с пороками во имя спасения души, то враги христианства не могли не выработать нечто обратно-последовательное, с противоположной целью. Кто, где и чего достиг к настоящему моменту мировой истории в этом противоборстве – судить не нам… Впрочем, по состоянию собственной шкуры, как говорится, вполне можно.

Мутный поток бесовщины вливается в опустошенные души. Он зловреден уже тем, что лишает общество перспективы, лишает нас будущего.

В лучшем случае – это потерянные годы, хождение по тупиковым маршрутам, раздраженность на все и вся, очередное «потерянное поколение», озлобленное на «отцов». Это работа скрепя сердца, мириады личных драм и трагедий от нереализованности себя как личности, от горького состояния обманутости. Это – в лучшем случае.

В худшем же – белая ярость, раскаленная злобность, от которой быстро выгорает все внутри, да и то, что «снаружи». Остовы «сгоревших» личностей кучкуются, складываются в некие уродливые общности (порой глумливо называемые растлителями «новыми историческими»), до тех пор, пока на месте возможного цветущего сада гармонии и добра не образуется духовное пепелище. Ублюдочные семьи, «свиные» дружбы с хамским стилем отношений, животные инстинкты являются объектом и субъектом искусства… И вместо людей, созидающих Отечество – множатся «живые овощи» на изувеченной земле.

И в любом варианте выкорчевывается надежда на оздоровление общества: теряется понятие о благородстве, самопожертвовании, долге. Уродуется понятие о человечности – оно заменяется благотворительностью. Уродуется язык, а на нем, кстати, мыслят. На нет сходят достоинство и остатки чести. Нет места подвигу. Совести. Почва, на которой вырастает Мужчина – муж, отец, военачальник, защитник, труженик, исследователь, подвижник духа, воспитатель и Женщина – жена, мать, хранительница очага (в понимании дома-страны), усмиряющая зло, утешающая, врачующая, вдохновляющая на делание добра, – эта почва становится окончательно отравленной.

Женщины держались дольше, ибо по природе более консервативны. Инстинкт, да и исторические обстоятельства, требовали беречь мужчину, дом, детей, страну. Сейчас они более неприкаянны, в большей степени развращены «благами» цивилизации, хотя уже познали первые приступы тоски «всерьез». Но у мужчины она сильнее.

Слишком много сил и нервов властно требует работа впустую, – и потому слишком велико надругательство над природой мужчины.

Но в нас слишком много дикости, детскости, слишком падки мы на игру, доверчивы и преднамеренно бездушны, так что «мыканье» – общее.

Общество делается беззащитным и ранимым. Страна погружается в пучину и хрустит по всем швам под толщей грехов, во мраке духовного одичания, в глубинах порока, где уже не может существовать ничто живое…

А впрочем, автор слишком увлекся живописанием. Все сказано в Апокалипсисе.

Для того, чтобы позволить себе без зазрения совести и многомиллионно-тиражно расчерчивать великую страну на зоны – вроде как на миллиметровке (в «Литгазете»), нужно было еще как следует «подергать цепочку национализмов», чтобы «каждый кулик» за свое болото готов был бросаться на всех куликов с других болот.

Я родился на Украине, в Сумах, детство провел там. В театральное поступал – уловили украинский акцент. Как только слышал говор по радио или «вживе», невольно переходил на «русско-украинский». Теперь доходят слухи – «в Киеве русских переписывают».