Читать книгу - "Номер 11 - Джонатан Коу"

В доме бабушки и дедушки желанного покоя мы не обрели. Вернувшись, мы обнаружили, что в гостиной полно народу. Точнее, полно стариков: сплошь серебристые волосы и чашки с чаем, куда ни посмотри. Глянув на эту компанию (из знакомых лиц только дедушкино и нашего соседа), мы поспешили ретироваться на кухню, где бабушка раскладывала по сервировочным тарелкам шоколадные кексы и печенье с заварным кремом.

– Что тут происходит? – спросила я.

– Собрание местного Клуба консерваторов, – объяснила бабушка. – Наш черед принимать их.

– Они все как из прошлого века, – ляпнула Элисон.

– Уж какие есть, – отозвалась ба. – Отнесите это, ладно? А я посижу тут немножко, передохну.

Она выдала нам по тарелке с печеньем, и мы, немного стесняясь, отправились предлагать угощение гостям. Когда мы вошли в гостиную, дедушкин сосед (звали его, как я выяснила позже, мистер Спаркс) произносил речь на тему бродяжества – еще один термин, которого я прежде никогда не слыхала.

– Бродяжество, – вещал он, – становится серьезной проблемой для Беверли и окружающей среды. Муниципалитету следует этим заняться, но, откровенно говоря, им недостает и решительности, и средств. – Тут он заметил тарелку с заварным печеньем у меня в руках. – А! Можно взять одно? Как мило.

– И опять, – заговорила дама в пугающе массивных роговых очках, сидевшая в бабушкином кресле, – Норман попал не бровь, а в глаз. Мои наблюдения лишь эпизодические, но в субботу на рынке я лично удостоверилась в существенном возрастании числа… нежелательных лиц. – Она практически пропела эти слова глубоким вибрирующим контральто, растянув звук «а» по меньшей мере до двух долей. – Стоит ли упоминать, что многие из них принадлежат к этническим меньшинствам. – На последних словах она понизила голос и уткнулась взглядом в Элисон, стоящую подле нее с шоколадными кексами в руках и обворожительной улыбкой на лице. – Ой, спасибо, дорогая, – поблагодарила дама, внезапно смутившись. – Разумеется, я не имела в виду… и не пытаюсь утверждать, что все они…

Мы вернулись на кухню и принялись уплетать печенье – на нашу долю осталось изрядно.

– О чем они там балаболят? – спросила ба. Кажется, о дедушкиных друзьях она была не слишком высокого мнения.

– Я особо не вслушивалась, – призналась я. – Обсуждали, как что-то забродило на рынке в субботу.

– Меня обозвали этническим меньшинством, – с озорным смешком, но и с гордостью сообщила Элисон.

– Как грубо.

– По-моему, она не хотела тебя обидеть, – встряла я. – Просто отметила, что ты из другой… культуры.

– Ерунда, – отрезала бабушка. – Элисон принадлежит той же культуре, что и мы. Правда, деточка?

– Ну, не совсем, – сказала Элисон. – Я из Лидса. – Взяв последнее печенье с заварным кремом, она целиком запихнула его в рот. – И вообще, черный у меня только папа, и я его почти не вижу. А мама белая, как и они, и о чем тут разговаривать, непонятно.

– Именно, – сказала бабушка.

Мы помолчали.

– А кто такие консерваторы? – спросила я.

– Хм, консерваторы – это те, кто хочет, чтобы все оставалось как есть. Они считают, что мир в целом устроен правильно и от всяких новшеств только хуже будет.

Поразмыслив, я кивнула:

– Это хорошо. Мне нравится, когда все остается как было. И Тони Блэру нравится, разве нет?

– Мистер Блэр – председатель Лейбористской партии, – сказала бабушка, – и в былое время лейбористы верили в так называемый социализм. Социалисты полагают, что мир можно сделать куда более дружелюбным для всех и каждого, но сперва надо многое в нем изменить, а кое-что и извести. Например, некоторые традиции или вещи, что слегка устарели.

– Неужели он все еще в это верит? Не может быть.

– Уф… кто его знает, во что он верит.

– А ты сама, бабушка, на чьей стороне?

– Если начистоту, Рэйчел, – бабушка вздохнула, – пожалуй, я скоро примкну к тем, кто все реже видит разницу между ними.

Она отвернулась – наверное, потому, что пыталась сдержать слезы, но ни я, ни Элисон не оценили ее тактичности, поскольку попросту не замечали, в каком она состоянии. С нашей точки зрения, разговор становился скучноватым, а у нас в запасе имелись более сногсшибательные новости.

– О-о-ой, ба, догадайся, кого мы встретили в лесу! – воскликнула я. – Бешеную Птичью Женщину. Она нас жутко напугала.

Элисон выразительно глянула на меня, напоминая, что та запретила об этом рассказывать. Но поскольку секрет был уже выдан, она присоединилась к моему повествованию:

– Мы просто гуляли, не шалили, а она вдруг как выскочит из-за дерева. По-моему, нарочно, чтобы напугать нас. С нами чуть инфаркт не случился.

– Бедненькие, натерпелись страху. Она и впрямь вредина, никогда не знаешь, что она выкинет… – Ба поджала губы. – Если она нарочно напугала вас, значит, мне нужно… кто-то из нас должен пойти и побеседовать с ней, иначе… – Бабушка умолкла, перспектива скандала ее явно не радовала.

Мне стало жаль ее:

– Не волнуйся, ба. Не надо никуда ходить. Правда, Эли?

Я посмотрела на подругу, ожидая поддержки, но Элисон вместо этого поинтересовалась:

– А где она живет?

– В тупичке, – бабушка открыла воду и принялась мыть тарелки, – что примыкает к улице Ньюбегин. Называется Лишний переулок, потому что никуда не ведет. Там когда-то жила миссис Бейтс. После ее смерти дом по завещанию достался мисс Бартон.

– Но почему она завещала ей дом?

– Да, многие этому удивляются. И не только удивляются, но и возмущаются, что довольно глупо с их стороны.

– Конечно, – согласилась я, – ведь это их совершенно не касается.

– То-то и оно. Но люди бывают очень… вздорными.

– А какой номер дома? – допытывалсь Элисон, сохраняя, впрочем, небрежный тон, но я понимала, что расспрашивает она с какой-то тайной целью.

– Так сразу и не вспомню. Но этот дом сразу узнаешь. Он до самой крыши увит плющом, а вокруг лавровые кусты и бог знает что еще. И все накрыто сеткой, под которой живут птицы.

– Птицы?

– Ну да. Настоящий вольер с попугайчиками, канарейками и прочими разными птичками.