Читать книгу - "Принц Модильяни - Анджело Лонгони"

Морис оборачивается к входной двери и видит, что в кафе вошел Пабло с трубкой во рту.

– Пикассо! Возможно, он угостит меня.

Морис поднимает руку и машет.

– Пабло! Эй, Пабло!

Пикассо оглядывается по сторонам, но не замечает нас. Тогда Морис встает.

– Пабло, мы здесь!

Наш испанский друг улыбается Кики, которая сидит за барной стойкой в компании Диего Риверы. Морис чувствует себя невидимкой.

– Он что, не видит меня?

– Не видит.

– Но как это возможно?

– Тут полно народу, шумно, еще и тот тип играет на скрипке.

Морис в отчаянии. Он и так постоянно думает, что он чем-то хуже других, а в подобных случаях и вовсе становится параноиком.

– Я что-то сделал ему? Он сердится на меня? Я его обидел?

– Не думаю.

– Он что, ослеп?

– Перестань.

– Он меня не видит. Я невидимка? Скажи мне, я невидимка?

Морис залезает на стул, размахивает руками и орет во все горло:

– Пабло Пикассо!

Все присутствующие замолкают и оборачиваются в его сторону. Даже скрипач перестал играть. Разумеется, Пабло замечает Мориса и сразу же направляется к нашему столику.

– Hola, amigo!^[38] Ты уже пьян? Ты думаешь, я глухой?

– Ты меня не слышал.

– Вероятно, из-за скрипки.

– И ты не видел меня.

– Я тебя не видел, descúlpame…^[39]

– Ты обиделся на меня? Я тебе что-то сделал?

– Нет! Почему ты так думаешь?

– Если я тебя обидел, скажи мне.

Пабло раздражается и повышает голос, упрекая Мориса:

– Ты думаешь, все имеют что-то против тебя? Ты умеешь читать мысли?

– Нет, но я знаю, что люди нехорошо обо мне думают.

– Морис, ты loco…^[40] Ты ненормальный.

– Да, и это все знают. Мне вот интересно, как вы, здоровые, живете без тревоги, паранойи, навязчивых мыслей…

– А кто тебе сказал, что у меня нет тревоги, паранойи и навязчивых мыслей?

– Ты – Пабло Пикассо, ты продаешь все свои картины. Ты самый нормальный и трезвомыслящий из всех.

Пабло смеется.

– Морис, ты что, врач?

– Максимум, о чем ты можешь думать, – что другие просто мечтают сделать тебя счастливым.

– Морис, ты мне льстишь. Ты точно что-то хочешь взамен.

– Угостишь меня бокальчиком?

– Вот, я так и знал. Ты уже пьян и хочешь еще выпить?

– Капельку, лишь для того, чтобы у меня перестал болеть желудок.

– Ты писал картины в последнее время?

– Естественно.

– Очередные дома?

– Пабло, ты же знаешь: я пишу то, что вижу.

– Учитывая количество алкоголя, которое ты принимаешь, я жду от тебя чего-то другого.

– Я не пишу в твоей манере, я такое не понимаю.

– Bueno^[41], тогда пей больше, может быть, что-то поймешь.

Пабло вытаскивает из кармана несколько монет и протягивает их Морису. Тот сразу же бежит вприпрыжку к барной стойке, а Пабло садится рядом со мной.

Мне немного неловко за Мориса. Искренняя привязанность, которую я к нему испытываю, не мешает мне осуждать то, что у него нет чувства достоинства, особенно в сравнении с более удачливыми художниками. Подвергаться влиянию личности Пабло означает утвердить его превосходство и в какой-то степени завидовать ему. Я не способен испытывать зависть – для того чтобы ее испытывать, нужно желать стать человеком, которому завидуешь. Я же предпочел бы умереть, чем быть кем-то другим, не собой, – соответственно, чрезмерная гордость не дает мне быть завистливым. Я завидую разве что тем, у кого есть здоровье.

– Моди, ты как всегда с пустой чашкой в руках?

– Знаешь, с официантами это работает.

– Ты в самом деле думаешь, что официанты такие глупые?

– Хм… Возможно, они просто понимающие.

– Конечно. Наше присутствие здесь обеспечивает большой приток клиентов. Художники – как обезьяны: привлекают внимание.

– Не все. Но ты точно.

Пабло громко смеется.

– Ты называешь меня обезьяной?

– Да, ты самая интересная обезьяна.

– А ты самая красивая и аристократическая обезьяна. Амедео, никто не сравнится с тобой в элегантности, во всех смыслах. Даже когда у тебя нет ни франка, ты все равно – принц Моди.

– Спасибо.

Пабло говорит о красоте, аристократизме и элегантности – но не хвалит меня за то, чем я занимаюсь.

Он улыбается и указывает мне на соседний столик, за которым сидит компания молоденьких девушек. Такие обычно приходят в «Ротонду», чтобы познакомиться с художниками.

– Посмотри на этих девушек. Как думаешь, на кого они смотрят?

– Не знаю.

– Амедео, они смотрят на тебя.

– Может, потому что я сижу рядом с тобой?

Пабло заливается смехом.

– Обожаю твое чувство юмора. Не притворяйся, что ты не понял. Между Пикассо и Модильяни женщины всегда выберут Модильяни.

– Жаль, что то же самое не происходит с продавцами картин.

Пабло хохочет. Со мной ему всегда весело, и он испытывает ко мне симпатию, – но между тем он невысокого обо мне мнения. Я в этом уверен.

– Твоя проблема в том, что ты все еще не знаешь, что ты хочешь делать. Когда ты это поймешь, то будешь продавать больше моего.

– Будем надеяться, что для этого не понадобится слишком много времени.

– Постарайся избегать алкоголя и неприятностей, не бери пример с Мориса.

– Спасибо за совет.

Наш разговор прерывает мужчина, вошедший в заведение; он в военной форме, но не французской армии. За ним следует очень красивая женщина – высокая, стройная, черноволосая, ее нос слегка изогнут, но изящен.

– Кого ты увидел? Привидение? Ты взволнован.

– Ты знаешь, кто это?

Пабло оборачивается и видит, как пара пробирается между столиков в направлении барной стойки.