Читать книгу - "Женские убеждения - Мег Вулицер"

Ее руководителями были Лурдес и Стив – постарше, но совсем не старые, видимо, в этой профессии никто не дотягивает до пожилого возраста. Оба – она это отметила, когда они устанавливали для себя и свидетелей палатку в переулке рядом с клиникой – обладали впечатляющим, несокрушимым спокойствием.

Лурдес и Стив умели слушать особым образом, а не просто проявлять внимание и кивать головой. Зи постепенно освоила это искусство, но в тот первый день, в наспех поставленной палатке, полной рыдающих женщин, которые оказались в приемной, когда Барбара Ванг открыла пакет и он взорвался прямо у нее в руках, Зи могла лишь почтительно, но поверхностно внимать, смотреть, как ее супервизоры пытаются смягчить состояние пострадавших до такого, в котором они смогут жить дальше.

– Их нужно, фигурально говоря, спеленать, – пояснила Лурдес. – Не повышать уровень стресса. Пусть сами тебе говорят, как им можно помочь.

С тех пор было много импровизированных палаток – целый палаточный городок, разбитый в разных районах Чикаго. Зи стала дипломированным специалистом, руководила собственной группой, проводила занятия для волонтеров. Прошла обучение на еще один сертификат по применению нового метода лечения посттравматического стресса, который включал в себя образные ряды и дыхательную гимнастику. Терпимой такую работу делало лишь одно: травмы, из которых состояла ее повседневная жизнь, не были ее травмами, что помогало отстраняться и сохранять дистанцию.

И тут позвонила Грир.

– Я уволилась, – произнесла она срывающимся голосом, что само по себе пугало и настораживало, потому что по понятиям Грир Фейт Фрэнк была человеком без страха и упрека. Но тут Грир еще и добавила сквозь слезы: – С Фейт мы расстались плохо. Совершенно мерзким образом.

– Ого. Что там произошло?

– Расскажу при встрече. Сложная история. – Грир высморкалась. – Я долго думала, что занимаюсь реальным полезным делом. Ты уже знаешь, что все давно катилось псу под хвост, интересных проектов было все меньше, но я старалась, как могла. А потом она попросила меня выступить на этой конференции, и ведь получилось замечательно, Зи, я так радовалась: один из тех моментов, которые определяют твою жизнь – помнишь, мы про них говорили? А оказалось, все не так. «Шрейдер-капитал» облажался, а Фейт совершенно спокойно закрыла на это глаза: типа, дело есть дело. Я ведь даже мясо ее ела, – добавила она. – И не раз.

– В каком смысле ты ела ее мясо?

– Забудь, неважно.

– Что ты собираешься делать дальше? – осведомилась Зи.

– Понятия не имею.

– Приезжай в Чикаго. – Зи не сразу вспомнила, что планировала на выходные: в любом случае, как-нибудь разберется, попросит кого-то из коллег ее подменить. Работа ее вообще требовала необычайной гибкости, поскольку беды редко приключаются по расписанию.

За годы работы Зи свела время переключения с одного на другое практически к нулю. Ей могли позвонить, когда она крепко спала, – и голос ее все равно звучал бодро. Она могла сесть за руль, все еще мокрая после душа. Иногда ее будили на заре, и она прыгала в поезд (небо все еще было оптимистично-розовым) и отправлялась на место убийства или самоубийства, на пожар, туда, где царили ужас и хаос. Случалось ей ехать на работу посреди ночи, а по окончании смены она чувствовала такой страшный голод, что отыскивала одно из тех местечек, где собираются в перерывах копы, присаживалась среди мужчин и женщин в форме, заказывала яичницу, картошку и пропитанный маслом тост – в надежде вытеснить из головы только что увиденное.

Они с Ноэль жили в квартирке рядом с Кларк-Стрит в Андерсонвиле: там поселилось довольно много лесбиянок. Ноэль так и продолжала работать в «Восьмиграннике учения», несмотря на все тамошние проблемы, и теперь уже была директором школы: некоторым ученикам она внушала ужас, а Зи по-прежнему считала ее неподражаемой. В Андерсонвиле, где они с Ноэль иногда ходили по улице, держась за руки, она часто думала о том, как невольно скрывала свою природу во многих других местах. Привычка таиться тогда казалась ей частью ее самой.

Со временем она начала в бытовых разговорах называть себя не «гомосексуалкой» словом «квир». Это звучало внушительнее, необычнее, подчеркивало отличие от других. По понятиям Зи, слово «лесбиянка» вышло из обращения вместе с магнитофонными кассетами. Она всегда считала себя политической активисткой, но теперь, оглядываясь в прошлое, понимала, что политика была для нее всего лишь отвлечением: по ее мнению, нынешняя деятельность тоже в глубинном, исконном смысле была политической, потому что она входила в дома нуждающихся, видела, какой жизнью они живут. В витринах и на досках объявлений местных магазинов и кафе все время висели объявления: требуются волонтеры. Зи выбрала для себя группу, которая занималась молодыми бездомными. Кроме того, всегда не хватало людей в фондах, помогавших ВИЧ-инфицированным, в организации, которая боролась с расовыми предрассудками. Кто-то из знакомых Зи постоянно зазывал ее на очередное собрание в очередном церковном подвале.

Зи не хотела проводить свободные часы в церковном подвале. Ей сразу же представлялись низкие своды, длинные столы с бутылками яблочного сока. Представлялись складные стулья, даже слышался скрип их ножек по линолеуму, потрескивание, когда раскладывают новые стулья, а потом звучат слова: «Нужно еще место» – и круг расширяется. Впрочем, некоторые встречи она посещала с удовольствием, а потом и сама начала их проводить. Ноэль иногда ходила с ней, хотя часто отказывалась – к концу рабочего дня она выматывалась, ложилась отдохнуть, а еще оставались недоделанные дела.

Вот и сейчас, когда Зи договорила с Грир, Ноэль сидела на диване, составляя еженедельное послание к родителям и опекунам.

– Послушай, – сказала Зи, – завтра приедет Грир. Остановится у нас. Надеюсь, это нормально, хотя я тебя и не предупредила.

Когда в середине следующего дня Грир позвонила в дверь – она приехала из аэропорта на такси – Зи ждала ее в той же готовности, что и на работе, с перспективой разбираться с чрезвычайной ситуацией, в которую попала ее лучшая подруга. Она посадила Грир на диван, налила ей в стакан очень холодной воды – один из преподавателей внушил ей, что обезвоживание крайне опасно, а вода – вещь бесплатная, и она есть везде. Огонь в душе она не погасит, но заставит человека вспомнить: я – часть реального мира, человек со стаканом в руке. По крайней мере, на это я все еще способен. Иногда на глазах у Зи человек подносил стакан к губам, отпивал – и она с облегчением следила за движениями руки, движениями горла, за тем, что даже в этой ситуации тело продолжает функционировать.

Грир приняла стакан с благодарностью, а допив, подняла глаза.

– Спасибо, что заставила меня приехать, – сказала она. – Я не ждала, что так вот вдруг останусь без работы.

– Давай, рассказывай, – попросила Зи.

И Грир изложила длинную и запутанную историю про женщин из Эквадора: про успешное спасение и последовавший обман. Договорила, но, судя по виду, облегчения ей это не принесло. Зи заметила, что она постоянно ломает руки. Работая с клиентами, Зи неизменно смотрела на руки, в каком они положении: сжаты в кулаки, сложены, как для молитвы, или демонстрируют вот такое отчаяние?