Читать книгу - "Комната с привидениями - Чарльз Диккенс"

мисс Гриффин (ведающей решительно все, что мы учили по книжкам), и были главными родниками, питавшими наш секрет. Секрет этот хранился под покровом непроницаемой тайны, но в один прекрасный день оказался на грани саморазоблачения. Угроза эта и чудесное избавление от нее случились в воскресенье. Мы все десятеро во главе с мисс Гриффин вошли в церковь, куда ходили каждое воскресенье, обеспечивая заведению дополнительную рекламу таким вот немирским способом, — когда священник как раз зачитывал описание Соломона во всей славе его домашнего уклада. При упоминании этого монарха нечистая совесть мгновенно зашептала мне: «И ты, Гарун, и ты!» Вдобавок добрый пастырь чуточку косил, что также действовало на руку совести, ибо создавало впечатление, будто читает он, обращая непосредственно ко мне. Густой румянец, сопровождаемый холодным потом, залил мое лицо. Великий визирь стал более мертв, чем жив, а весь сераль покраснел так, словно закатное солнце Багдада озарило своим сиянием прекрасные личики этих дочерей Востока. В сей зловещий миг мисс Гриффин поднялась и обвела детей ислама свирепым взором. Мне уже чудилось, будто церковь и государство вступили в заговор с мисс Гриффин с целью разоблачить нас и что мы все вот-вот будем облачены в белые простыни и выставлены на позор в центральном проходе, но моральные устои мисс Гриффин оказались столь западными (если можно так назвать их в противовес восточным мотивам), что она заподозрила всего-навсего греховное наличие яблок у нас в карманах и мы были спасены.

Я назвал сераль единым. Всего лишь по одному вопросу, а именно: имеет ли повелитель правоверных право на поцелуи в этом святая святых дворца? — разошлись мнения его несравненных обитательниц. Зобеида отстаивала контрправо любимой жены царапаться, а прекрасная черкешенка прятала лицо в зеленую бязевую сумочку, изначально предназначенную для учебников. С другой стороны, юная газель неземной красоты из плодоносных равнин Камдентауна (откуда ее завезли торговцы того каравана, что раз в полгода после каникул пересекает безбрежную пустыню) придерживалась более вольных взглядов, но по недомыслию распространяла их и на эту собаку и сына собаки, великого визиря, который не имел никаких прав вообще и о котором и говорить-то не стоило. Наконец эта трудность была разрешена путем компромисса и избрания самой юной рабыни на роль общей представительницы. Она вставала на стул, и пресветлый Гарун запечатлевал на ее щечках приветствие, предназначенное всем его владычицам, а после представительница получала личное вознаграждение из казны Гарема.

Так было, пока в самом расцвете моей славы и величия сердце мое не начал глодать червь тревоги. Я стал задумываться о матушке: что она скажет, когда на каникулы я привезу с собой домой восемь прекраснейших дочерей земли, причем без приглашения. Подумал я и о том, хватит ли у нас кроватей, и о доходах отца, и о пирожнике — и уныние мое удвоилось. Сераль и коварный визирь, словно почуяв причины заботы, угнетавшей их повелителя, еще более усугубили ее. Они наперебой выражали безграничную свою верность и заверяли, что будут жить или умрут вместе с ним. Низведенный этими выражениями привязанности до полнейшего ничтожества, я долгие часы пролеживал без сна, обдумывая свою злую долю. В глубоком отчаянии я прикидывал даже, не пасть ли на колени перед мисс Гриффин, признавшись в родстве с Соломоном и отдавшись на волю неумолимых законов моей родной страны, но на выручку мне пришел неожиданный случай.

Однажды мы, как обычно, вышли пара за парой на ежедневную прогулку — по какому случаю визирь получил ежедневный приказ следить за мальчишкой из лавки напротив, и ежели тот осмелится дерзновенным взглядом оскорблять красоту гарема (что он проделывал регулярно), то удушить его этой же ночью, — и сердца наши пребывали в печали, ибо несусветный поступок неземной газели поверг весь двор в глубочайшую немилость. Накануне эта очаровательница под предлогом того, будто настал день ее рождения и будто ей были присланы в корзине несметные сокровища, дабы отпраздновать это событие (и то и другое — бессовестнейшая ложь!), тайно, но весьма настойчиво пригласила соседских принцев и принцесс числом тридцать пять на бал и ужин со специальным уведомлением, что «до двенадцати никто не разойдется». Подобный взлет газельей фантазии привел к нежданному появлению у дверей мисс Гриффин огромного сборища в праздничных одеяниях, в различных экипажах и под различным эскортом. Гости всходили на крыльцо в ореоле самых пылких предвкушений, но покидали его с позором и в слезах. При первом же двойном стуке в дверь газель ускакала на чердак и заперлась там, а миссис Гриффин при появлении каждого нового гостя приходила во все большее расстройство, пока, наконец, не разразилась слезами. Последовавшая затем капитуляция стороны, нанесшей оскорбление, повлекла за собой одиночество на хлебе и воде в чулане для нее и лекцию небывалой длины для всех нас, в ходе которой мисс Гриффин употребила следующие выражения: «Я уверена, вы все знали об этом»; «Все вы один другого хуже»; «Шайка маленьких негодяев».

После всех этих происшествий мы уныло влачились вперед, и каждый, а я в особенности, учитывая гнетущую меня мусульманскую ответственность, совершенно пал духом. И тут к мисс Гриффин обратился какой-то незнакомый человек. Он некоторое время шел бок о бок с ней, о чем-то беседуя, а затем взглянул на меня. Предположив, что это представитель закона и что час мой пробил, я мгновенно обратился в бегство с расплывчатым намерением добраться до Египта.

Увидев, как я уношусь прочь со всей быстротой, с какой несли меня ноги (у меня было смутное ощущение, что кратчайший путь к пирамидам лежит за первым поворотом влево, а там вокруг таверны), сераль поднял крик, мисс Гриффин завопила как оглашенная, верный визирь пустился за мной вдогонку, а мальчишка из лавки напротив бросился мне наперерез и отрезал путь к бегству. Когда же меня привели назад, никто не смеялся надо мной, а мисс Гриффин только и сказала с небывалой для нее кротостью: вот странно! И зачем только я пустился бежать, когда джентльмен взглянул на меня?

Если бы я уже отдышался и мог отвечать, то сказал бы, что у меня нет ответа, поскольку еще не отдышался, промолчал. Мисс Гриффин и незнакомец поставили меня между собой и отвели назад во дворец в каком-то новом качестве, хотя и (как я с изумлением осознал) не в качестве преступника.

Мы вошли в комнату, и мисс Гриффин тут же вызвала к себе своего неизменного помощника, Месрура, предводителя чернокожих стражей гарема. Пошептавшись с ней о чем-то, Месрур принялся утирать слезы.

— Благослови вас Бог, миленький мой! — сказал сей