Читать книгу - "Выход А - Евгения Батурина"

Но в одном птица права – еще утро. Половина десятого всего. Если затолкать поглубже мысли о сестре Ж., Антоне, Гоше, Лейсан, Белой лестнице, больных стариках и детях, то можно многое успеть.

Купить платье в торговом центре через дорогу. Поехать в Белогорск на электричке. Побыть маме хорошей дочерью и подружкой невесты. В конце концов, завтра ее день. А послезавтра мой – и кто знает, может, Жозефина Козлюк из тех, кто не может не поздравить человека с днем рождения, даже если сильно на него злится. Я вот как раз из таких, а у нас с ней официально, по документам, общие гены.

На кухню пришел Горан. Сообщил, что чувствует себя гораздо лучше и готов взять на себя командование нашим тонущим кораблем. Звучал он бодро и фальшиво, но мне было удобно ему верить.

– Только там, в коридоре, заяц бегает, – неуверенно произнес Горан. – А за ним – Марина.

Я подтвердила, что кролик совершенно реальный, Марина Подоляк – тоже, и никто из них ему не привиделся на фоне температуры.

Горан взбодрился уже по-настоящему и даже не пролил кипяток, пока его наливал. Я сочла это хорошим знаком.

Зашла к Тане, пощупала ее лоб – не сильно горячий. Зашла к Илюхе, попыталась и его лоб протестировать сквозь челку, но была отвергнута.

– У меня все нормально! – заявил подросток. – Я болен ровно настолько, чтобы не ехать на свадьбу.

Сергей Подоляк заглянул в комнату и спросил, не надо ли кого-нибудь растереть водкой или напоить клюквой. В руках у него была гитара – похоже, они с Илюхой собирались устроить здесь грипп-сейшн.

Я нашла Кузю (тот, конечно, дрессировал кролика вместе с Мариной), спросила, едет ли он со мной в Белогорск. Мне хотелось, чтобы ехал – и Горану проще с двумя детьми, чем с тремя, и я лучше буду в электричке играть с ребенком в слова, чем смотреть в окно и плакать. Я напомнила Кузе, что на свадьбу придут внуки Владимира Леонидовича и один мальчик как раз его ровесник, так что они, наверное, подружатся.

Кузя уточнил у Марины Подоляк, справится ли она с кроликом одна. Марина поклялась, что справится.

Тут прилетел попугай и начал молча кружить над кроликом.

– Эй, напоминаю, ты не ястреб, – пригрозила я Исаичу.

– Кор-ршун! – согласился попугай и парение не прекратил.

Кролик в ужасе рванул с места и врезался в стену.

Поеду-ка я отсюда, и Кузю заберу, пока с нашим ушастым суицидником ничего не случилось.

Я побросала в рюкзак свои вещи, сунула туда часть старых фотографий, которые мама просила привезти, и отправила Кузю одеваться.

– А вы разве не должны демки записывать? – спросила я Марину Подоляк уже в прихожей. Кролик сидел у нее на руках, прижав уши, и дрожал. Попугай притаился на вешалке – в засаде.

– Должны. Но Гойко Петрович сказал, что начнем после двадцатого февраля, у него там какие-то неотложные дела.

Ага. Неотложный медовый месяц с женой. Возвращаются, значит, в мой день рождения. Мило.

Провожать нас с Кузей вышли все, даже притворно больной Илюха и честно больная Таня. Велели передавать маме и Владимиру Леонидовичу привет и поздравления. Я в ответ попросила их выздоравливать, беречь себя и кролика, никого водкой не поить и клюквой не растирать.

И мы уехали, а они пообещали, если что, звонить.

Вечером, уже на белогорской кухне, мама примеряла свой свадебный наряд, а я громко восхищалась. Во-первых, хотела быть хорошей дочерью невесты. Во-вторых, костюм – белые широкие брюки, белый топ и белый пиджак – маме и правда шел. В-третьих, я вспомнила, что забыла купить себе праздничное платье – мы с Кузей из дома сразу ломанулись на вокзал.

Из одежды у меня были с собой джинсы, серая толстовка с надписью «1986» и ночная рубашка с изображением енота. Зато нет шансов затмить невесту.

Мама, как ни странно, не разозлилась на меня, а села обзванивать знакомых, спрашивать, нет ли у них запасного платья моего размера. Оказалось, есть – у Ларисы, жены Геннадия Козлюка. Геннадий привез его через пятнадцать минут – и туфли захватил, и даже, что меня развеселило, колготки. А человек меня знает, даром что не родной отец.

Геннадий не пошел дальше прихожей, передал мне привет от Жозефины (соврал – он понятия не имел, что мы поссорились), радостно крикнул маме «до завтра!» и убежал.

Я надела Ларисино платье, синее, тяжелое, непривычно пахнущее уютом и лавандой, встала на каблуки, прошлась по кухне.

– Лариска была самой красивой в классе, – сказала мама с восторгом. – Жозефина на нее очень похожа, только блондинка в отца.

«Да, представь, я считаю себя красивой», – сказала мне утром сестра Ж. Может, написать ей: «Я тоже считаю тебя красивой»? И хорошим человеком считаю, и сестрой. Ну нет, подожду дня рождения. Она не сможет меня не поздравить. А я пока не могу не думать о том, как они с Антоном на моей тахте…

Господи, Антонина, ты познакомилась с Жозефиной в августе. Полгода назад. Ты совсем ее не знаешь, просто захотелось кого-то назначить сестрой и лучшей подругой, раз уж остальные друзья уехали в разные города и страны и занялись своей жизнью, а не твоей. «Антонина Козлюк, центр мира», – сказала она. А разве не каждый считает себя центром мира? Разве не каждый ведет отсчет от собственной персоны? Только сам человек знает, каково ему и что за мотивы им руководят. Это как с голосом – все слышат один вариант, а ты – совсем другой, изнутри, и, подозреваю, только он правильный. Впрочем, к чему продолжать этот спор. Сниму-ка я платье Жозефининой мамы и пойду на свадьбу своей. Ночь на дворе.