Читать книгу - "Сын - Филипп Майер"

– Я не могу, когда ты не хочешь.

– Вообще-то я не возражаю. Ты сдержал слово.

Я подумал над ее словами, выбрался из-под одеяла, встал и, глядя на звезды, кончил сам с собой. Трава здесь не покрыта изморозью, здесь было гораздо теплее, чем на равнинах. Я забрался обратно под одеяло.

– Ты хороший человек, – сказала она. – Я никогда не встречала таких, как ты.

Наутро мы въехали в Остин. Нас отвели в дом купца, приятеля команчерос, а потом в капитолий. Пришли какие-то бледнолицые, спросили наши имена. Торговались почти целый день, но в итоге за нас выплатили по три сотни долларов за каждого; команчерос ни словом со мной не перекинулись, но попытались на прощанье чмокнуть Желтые Волосы. Она сердито отвернулась. На людях она не позволяла даже приближаться к себе.

Ее звали Ингрид Гетц. Слухи распространялись быстро, несколько богатых дамочек сразу вязли ее под опеку. На следующий день, когда мы встретились, она уже красовалась в синем шелковом платье, волосы чисто вымыты и уложены в пучок. Но я никого к себе не подпустил – остался в своих кожаных штанах и куртке на голое тело; револьвер пришлось сдать, но нож был при мне, я заткнул его за пояс.

Итак, я спал на свободной койке в местной тюрьме, а Желтые Волосы поселилась на плантации к востоку от города, в доме представителя Соединенных Штатов и его жены. Спустя несколько дней судья устроил прием в нашу честь, в георгианском особняке неподалеку от капитолия, с прекрасным видом на реку. Судья, рыжеволосый здоровяк, смог бы, наверное, жонглировать бочонками, но руки у него были мягкие, как у ребенка. В молодости он учился в Гарварде, потом стал сенатором в Кентукки, а потом завязал с политикой и переехал в Техас подзаработать. Он прочел кучу книжек, но был добряк и весельчак, я сразу к нему привязался.

Мы с Желтыми Волосами составляли милую парочку. Она выглядела так, словно всю жизнь прожила в городе; я принял ванну и утратил длинные косы, но все равно походил на маленького дикаря. Вокруг нас сгрудились репортеры и расспрашивали, не супруги ли мы часом, а она, чисто вымытая и причесанная, казалась мне еще красивее, чем прежде, и я даже хотел, чтобы она сказала «да».

Всем остальным тоже, видимо, этого хотелось, красивая получилась бы история, но Желтые Волосы была эгоисткой. Нет, нас ничто не связывает, я просто защищал ее честь от команчей, благодаря мне она вернулась, сохранив свою честь, честь-честь-честь, она сохранила честь, и точка.

Я онемел. Никто, кроме янки, ни одному слову не поверил. Всем в Техасе прекрасно известно, что индейцы делают с женщинами-пленницами.

Устроили грандиозный обед: свежий хлеб, мясо, жареная индейка, к которой я не притронулся; у команчей считается, что индейка обращает тебя в труса, и, глядя на птицу, я вспомнил Эскуте, который частенько шутил: если, съев индейку, становишься трусом, то во что тебя превратит жареный кролик? На столе стояла еще жареная свинина, которую я тоже не стал есть, у команчей это нечистое животное. Зато умял горы говядины и пару кроликов, и все вокруг приговаривали, какой хороший у меня аппетит. Желтые Волосы отщипнула хлеба, индейки и, глядя прямо на меня, демонстративно положила себе свинины.

Ночью, несмотря на легкий ветерок, гулявший по всему дому, было очень жарко и душно, я задыхался в постели, вышел и устроился спать во дворе. А Желтые Волосы тем временем успела растрезвонить всем, что она родом из немецкого аристократического семейства, но, поскольку их всех убили, нет возможности это подтвердить. Она определенно врала, потому что я знал, где они жили, и остальные тоже сомневались, но не решались высказать это вслух. Они никогда не видели, чтобы девица вернулась от индейцев в таком приличном состоянии. Дареному коню в зубы не смотрят.

Вскоре судья устроил барбекю для важных шишек города и пригласил репортеров с Востока. Меня попросили одеться по-индейски и показать что-нибудь эдакое. То, что умеют индейцы, по большей части в цирке не покажешь: как выслеживать дичь, к примеру, или угадать настроение человека по его следам. Поэтому я попросил коня, пронесся галопом несколько кругов по заднему двору, выпустив несколько стрел в тюк соломы. Судья сначала предложил стрелять в деревяшку, но об этом и речи не шло, так можно попортить стрелы, а их, как и лук, сделал для меня сам Дедушка, и я не собирался рисковать такими ценными вещами – разве только по живой мишени. Я гарцевал верхом, а публика выбирала для меня цели. Судья показал на белку в ветвях дуба, и я легко сбил ее с ветки, а следом еще и голубя. Зеваки аплодировали. Неподалеку в траве я приметил черный глаз, кроличий, и пустил в него стрелу. Репортерам стало дурно, когда кролик взвизгнул и перекувыркнулся в воздухе, но судья расхохотался и сказал: «А у этого парня отличное зрение, а?» Жена строго глянула на него, и он тут же объявил, что представление окончено. Негры придушили кролика до конца и утоптали дерн на газоне.

Мы пили чай, и тут они начали расспрашивать меня про Желтые Волосы, то есть Ингрид Гетц, они так ее называли. Во время моего выступления она заявила, что ей нездоровится, и ее отвезли домой на плантацию. Я-то понимал, в чем дело.

Судья, сидевший ближе всех, спросил:

– Ты ее хорошо знал?

– Нас захватили одновременно.

– Значит, вы были знакомы.

– Отчасти.

– Это что, правда, что она девственница? – Это репортер «Нью-Йорк дейли таймс».

Сначала я хотел было подставить ее, уж слишком противная девица, но все-таки не смог.

– Ну конечно, – выдавил я. – К ней никто не прикасался. Она была членом племени.

– Сомнительно что-то, – пробормотал судья. И несколько неуверенно продолжил: – Коли так, это первый известный мне случай, потому что обычно захваченных пленниц имеет все племя. А частенько и все заезжие гости. – Он смущенно кашлянул в кулак.

– С ней все было иначе, – сказал я. – Многие храбрые воины хотели на ней жениться, но она не соглашалась. Она вообще сторонилась мужчин.

Судья изумленно вытаращился на меня.

– Думаю, это потому, что на ней хотел жениться молодой вождь, но он погиб в сражении, и это разбило ей сердце.

– А у нее были какие-то отношения с этим вождем? Интимные или вроде того?

– Нет. У команчей с этим очень строго.

– Бедная девочка, – вздохнул репортер. – Она могла стать туземной царицей.

– Может, и так.

Судья все не сводил с меня глаз, пытаясь понять, с чего вдруг я несу такую невероятную чушь.

– Полагаю, это подтверждает, что краснокожий может вести себя благородно, если пожелает, – заявил репортер «Дейли таймс» и гордо поглядел на судью. – В отличие от того, что нам рассказывали.

Судья предпочел промолчать.

– Ясно как день, – продолжал янки. – Если индейцев оставить в покое… с ними не будет никаких проблем.

– Простите, а вы откуда родом?