Читать книгу - "Линия красоты - Алан Холлингхерст"

— Что ж, если и в постели у вас ничего хорошего не было, это еще один повод считать, что ты дешево отделался.

Его поразила мысль, что человек, три с лишним года игравший главную роль в его бесконечных фантазиях, на самом деле оказался бездарным — или, скорее, неуклюжим от недостатка опыта и неверного выбора партнера — любовником. Как же повезло ему самому, что в таинства любви его ввел человек опытный и ненасытный… И вдруг — на одну или две секунды — в полуденной жаре Ник содрогнулся от пронзительного ветра той далекой лондонской осени.

Тоби задумчиво допил пиво и отправился в домик за новой порцией.

Позже они немного поплавали, так и не поняв, соревновались друг с другом или нет. Ник перегнал Тоби и сначала этому обрадовался, а потом взгрустнул. Из-за своих тайн — Уани и кокаина — он чувствовал себя с Тоби словно отец рядом со своим маленьким, ничего не ведающим ребенком: было и хорошо, и грустно, и отчего-то хотелось плакать. Особенно странно было то, что наконец-то сбылась давняя мечта о купании вместе с Тоби, наедине, когда никого нет рядом и никто не сможет им помешать; но сбылась слишком поздно, и это уже не радует.

Они выбрались на берег и выпили еще по баночке.

— Интересно, как они там, — сказал Тоби.

— Хорошо, что они там, а мы здесь, — ответил Ник. — Я хочу сказать, место это наверняка замечательное…

— Отличное место, старина, как-нибудь обязательно тебя туда свожу, — ответил Тоби. — Кстати, как ты ладишь с Уани?

— Нормально, — ответил Ник. — Он со мной очень щедр.

— Он мне говорил, что может во всем на тебя положиться.

— Правда? Гм… Знаешь, он особенный человек.

— Да, всегда такой был. Но со временем ты привыкнешь. Я-то его вдоль и поперек знаю.

— Вы ведь очень давно дружите, да?

— Ну да, очень, — ответил Тоби.

Ник выдавил себе на ладонь немного крема, и Тоби натер ему спину — осторожно, все время объясняя, что именно он делает. Потом Тоби лег лицом вниз, и Ник в первый раз коснулся его нагого тела, нежно и аккуратно втирая крем в загорелые лопатки. В висках у него уже покалывало от солнца и пива, голова отяжелела, глаза слипались, и неожиданно сильная эрекция на этом фоне была вовсе не к месту. Руки его плавно скользили по спине Тоби — совсем как в тысяче неосуществленных фантазий. Когда они скользнули ниже, сердце усиленно забилось, и Ник принялся массировать спину Тоби, подбираясь все ближе и ближе к соблазнительно свободной резинке плавок — а Тоби молчал и не шевелился, ни звуком, ни движением не давая понять, что об этом думает, словно старался помучить Ника неизвестностью… Наконец, закончив, Ник почти отпрыгнул в сторону и поспешно лег на живот. И несколько минут, пока не задремали, оба лежали рядом и, словно влюбленная пара в постели, лениво перебрасывались репликами, не требующими ответа.

Разбудили Ника странный механический шум и ритмичное пыхтение. Это Тоби вытащил из домика гребной тренажер и теперь упражнялся, натягивая веревку обеими руками. Ник лежал на боку и удивлялся: намеренно, что ли, Тоби устраивает здесь демонстрацию силы? По золотистой от загара спине его струились капельки пота, мышцы на животе так и ходили от напряжения. Странно как-то: грести без весел, сидя над водой, под скрип и урчание механизма… И Нику вспомнилось, как однажды вечером в Оксфорде, когда усталые гребцы сушили весла, готовясь причалить к берегу, он все высматривал на реке Тоби — и наконец увидел его: мощно работая веслом, тот мчался по сонной воде, весь залитый лунным сияньем…

Ник читал под навесом, когда вдалеке послышалось хлопанье дверей и усталые, нелюбезные голоса. Секунд тридцать он заново осваивался с мыслью, что этот дом ему не принадлежит и сейчас вернулись настоящие хозяева. Треснул хрустальный графин, и чудный летний полдень неостановимо течет сквозь пальцы. Появилась, стуча каблучками, Кэтрин: вид у нее был такой, словно ее вот-вот вырвет.

— Хорошо пообедали? — спросил Ник.

— Ох, Ник! Господи… — Она пошатнулась, схватившись за угол стола.

— Присядь, дорогая, присядь.

— Эти Типперы!.. — Она плюхнулась в пластмассовое кресло. — Невежественные, как свиньи, и грубые, как… как…

— Свиньи?

— Точно, грубые, как свиньи! За обед пришлось платить Джеральду. Я посчитала — больше пятисот фунтов! И хоть бы спасибо сказали!

— Мне кажется, им самим не очень хотелось ехать.

— А потом мы поехали в Подьё, и, когда вошли в церковь, они…

— Добрый день, Салли! — проговорил Ник, поднимаясь навстречу леди Типпер, надеясь радостным тоном и любезной улыбкой свести на нет то, что она могла услышать. — Ну что, вам было весело?

Вопрос этот, кажется, застал ее врасплох и даже несколько оскорбил: она дернула головой, словно норовистая лошадь, и резко ответила:

— Да, повеселились, это уж точно!

— Отлично. Я слышал, ресторан в самом деле великолепный. И вернулись вы очень вовремя — мы как раз собирались выпить сока. Тоби пошел за «Пиммзом». Может быть, сегодня посидим на улице?

— М-м… Ну хорошо. А вы чем занимались весь день? — поинтересовалась она, оглядывая его критическим взором.

Ник сообразил, что, должно быть, на лице его отражается скрытое довольство человека, которому позволено было весь день заниматься сладчайшим из дел — ничегонеделанием.

— Боюсь, мы просто бездельничали, — проговорил он и взглянул в сторону Тоби — тот, раскрасневшийся после сна на солнце, появился на террасе с кувшином сока. По лицу Салли видно было, что она верно поняла тайный смысл его слов: он здесь — не чужой, а близкий друг сына хозяев.

Джеральд и Рэйчел довольно долго не появлялись, и Типперы присели за стол, чтобы выпить сока вместе с молодежью. Впрочем, сэр Морис к своему стакану не притронулся. Кэтрин часто моргала и клонила голову набок.

— Сэр Морис, — заговорила она, помолчав, — вы ведь очень богатый человек, правда?

— Ну, пожалуй, да, — ответил он, явно польщенный этим вопросом.

— А сколько у вас денег?

Лицо сэра Мориса затвердело, но, кажется, не от неудовольствия.

— Трудно точно сказать.

— Видишь ли, — заговорила Салли, — невозможно сказать точно, потому что состояние так быстро растет… особенно в наше время.

— Ну хоть примерно, — не отставала Кэтрин.

— Хотите знать, сколько я оставлю, если завтра умру?

— О, дорогой мой… — пробормотала Салли, явно заинтересованная такой перспективой.

— Примерно сто пятьдесят миллионов.

— Да, да… — покивала Салли; она, кажется, надеялась на большее.

— Сто пятьдесят миллионов фунтов стерлингов! — не скрывая изумления, протянула Кэтрин.

— Да уж не лир, могу вас заверить, юная леди. И конечно, не боливийских боливиано.