Читать книгу - "Лица - Джоанна Кингсли"

— Хочу, чтобы ты знала, я тобой горжусь, Жени. Поступила в медицинскую школу. Работать ты умеешь. Предприимчива: нашла работу на следующий же день, как потеряла прежнюю. Или, точнее, после того, как тебя «прогнали», — он улыбнулся, но она не ответила. — Я поддерживаю тебя во всех начинаниях, как и прежде. Можешь мне доверять, можешь на меня положиться. Все, что связано с тобой, глубоко меня трогает.

Жени моргнула:

— А мой отец…

— Лучше, если ты выкинешь его из головы. Ты для него все равно ничего не сможешь сделать. Во всяком случае, на его фронте — без перемен. Никаких новых слухов, ничего больше не предпринимается. Мой тебе совет, забудь.

— Но он же мой отец!

— Был. Привыкай к этой мысли, — Жени ощутила исходившую от него напряженность.

Он заговорил другим тоном.

— Я привык считать себя твоим отцом. Мы вели себя как отец и дочь: гуляли, ходили тебе за покупками, путешествовали… — на секунду Бернард прикрыл глаза. — Мы подолгу беседовали, ты рассказала всю свою жизнь, чем занималась, о своих подругах, учебе, приятелях, — он хрипло хохотнул. — Не выходит? Нет навыка отцовства. Но ведь тебе понравилось в Аш-Виллмотте? — в его голосе почувствовалась мольба.

— Да.

— И ты ведь любила возвращаться сюда, иметь близких, приезжать домой.

— Да, — Жени неуверенно кивнула. Она подразумевала, возвращаться к Соне.

— Я дал тебе все, что имел. Больше, чем мог бы дать настоящий отец.

Бернард остановился, чтобы услышать от нее благодарность. Жени это поняла. И ее единственным желанием было вырваться из этой комнаты, напиханной всеми его вещами, подальше от него, от его странного взгляда: как будто она тоже один из экспонатов его экспозиции.

— Пожалуйста, скажите, что с моими бумагами, с моим гражданством?

— Подойдем и к этому — всему свое время. Мы ведь никуда не спешим: все выходные проведем вместе. Ты и я. Нам будет хорошо, Жени.

Она была для него ниточкой к настоящей Киевской Богоматери. И сама — теплая, дышащая, красивая — живая копия призрачной иконы.

Бернард протянул руку и дотронулся до ее правой груди у соска. Жени отшатнулась, но рука осталась на груди, на лице американца заиграла безжизненная улыбка.

— Не смейте! — выкрикнула Жени.

— Не сметь? — Бернард нахмурился, придвинулся ближе, пальцы вдавились в мягкую плоть груди. — Вот красота. Моя красота. Совершенство очарования.

Жени сбросила его руку. Во взгляде американца промелькнуло подозрение, злость.

— У тебя нет прав мне противиться. Ты мне всем обязана. Я вывез тебя сюда. Сделал такой, какая ты есть. Неужели ты осмелишься обращаться со мной как с избалованным мальчишкой? — он уже стоял, глаза сузились. Живой женщиной нужно обладать не как картиной. — Я — мужчина! — он снова сжал ее грудь, а другой рукой вдавил Жени в стул. — Ты мне подчинишься! Ты моя!

— Нет! — отбиваясь, выкрикнула Жени.

— Станешь моей женой!

— Никогда!

Лицо Бернарда потемнело от гнева, в уголках рта запузырилась слюна. Девчонка, а вовсе не дева. В ней нет чистоты искусства. Не вечная под рукой мужчин, как та, настоящая, единственная русская дева. Просто создание из костей и плоти.

— Ты не чиста, я знаю. Я слышал про вас с Эли Брандтом, этим хирургишкой из высшего света, который проматывает состояние жены. И про этого хлыща Вандергриффа тоже. Шлюха!

Рука Бернарда потянулась к горлу Жени. Другой рукой он распахнул полу халата. Жени отлетела в сторону, вдруг обнаружив в ширинке пижамных брюк его возбужденный половой член — он ткнулся им прямо в нее.

Жени закричала. Стараясь освободиться, рванула сжимающую горло руку — потянула вниз…

— Да, да, да, — лицо американца посинело, голос стал угрожающим. — Ты его примешь, — ягодицы выделывали непристойные вращательные движения, затем все тело дернулось вперед. — Примешь, красавица, примешь, любимая. Будет тебе, как кляп. Полюбишь его: женушкой.

— Перестаньте! Остановитесь! Пожалуйста.

Но Бернард ее не слышал. Глаза сделались пустыми, телом овладело одно желание — обладать Жени.

Она сорвала его руку с горла, но он схватил ее за подол юбки, задрал вверх. Дыхание его участилось, стало тяжелым. Возбуждение заставило восстать из старого тела невероятных размеров иссиня-красный половой член. Темное зло кинулось на нее.

Навалившись со всей силой, Бернард повалил Жени на пол, упал сверху, стал раздвигать коленями бедра, щипал, царапал ягодицы, рукой старался направить свою возбужденную плоть в ее тело…

Юбка задралась Жени на лицо. Она чувствовала, что задыхается, гибнет. В отчаянии она собрала последние силы, выгнулась и сбросила Бернарда с себя.

Вскочила на ноги.

— Прекратите! — закричала Жени американцу, но тот ничего не слышал. Она кинулась к двери, стала трясти ручку — замок оказался закрытым… Бернард подбежал сзади, оттащил ее от двери. Его лицо блестело от пота, пошло красными пятнами, во взгляде сквозило торжество.

— Шлюха! — завопил он, прижимая ее к стене, уставленной книгами, и распиная плечами по полкам. Колено вновь оказалось меж ее бедер. Жени задыхалась от боли, руки молотили воздух в поисках опоры, правая кисть наткнулась на что-то твердое. Предмет откатился в сторону, она нащупала что-то еще. Толчок — и от удара об пол — старое дерево треснуло. Бернард завизжал, освободил ее плечи и стал хлестать по щекам:

— Моя Богоматерь! Поддельная Богоматерь, — выл он. — Ты! Я тебя отправлю обратно! — он бил ее вновь и вновь, а Жени старалась перехватить его руку, отвести от лица и видела только пол под ногами и расколотую русскую икону, с которой на нее смотрели глаза молодой женщины, обрамленные золотым нимбом.

— Предательница! — кричал Бернард, снова и снова нанося ей удары, и пока они приплясывали в страшном танце, Жени разглядела лестницу, что толкнула до этого. Она потянулась. Не сразу: дюйм за дюймом — слишком та была далеко. Удары продолжали сыпаться на ее голову. Но вот правая рука уже достигла цели, ухватилась за лестницу, — и с неистовой решительностью Жени обрушила ее со стены — прямо на Бернарда, припечатав его к иконе на полу.

Глаза американца вылезли из орбит, как два стеклянных шара, и он застыл, поток крови струился по волосам, окрашивая их из серебристого — в красное…

Жени закричала. Подбежала к двери. Забила в нее кулаками. Охваченная паникой, она кричала и стучала — и все время оглядывалась на Бернарда — красное пятно становилось все темнее, капли крови были на полу…

Когда дверь открылась, она чуть не упала на Григория. Тот в последний момент успел ее подхватить, увидев поверх ее плеч — голого, распростертого на полу и истекающего кровью хозяина.

— Уходи, — приказал он прежним голосом. — Иди к себе в комнату. Жди там. И никому ничего не говори.