Читать книгу - "Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин"

- Сдавай. Сдавай же, старик, - искренне согласилась Айжан.

В аулсовете было полно народу, когда пришел туда Бузаубак и объявил, что сдаст государству двадцать пудов зерна. Ермакан улыбнулся ему, спросил:

- Значит, на пропитание осталось?

- Не только на пропитание, но и на семена еще хватит, - усмехнулся горделиво старик.

Некоторые вороватые дельцы, из тех, кто вечно слоняется у конторы и ловит разные слушки-криво-толки, многозначительно переглянулись при этом разговоре и начали шептаться:

- Совсем рехнулся старик. Последнее отдает, да и на нас запросто указать может. От такого не жди добра. Придется, пожалуй, подобру-поздорову сдавать излишек, пока он беду не накликал!

В ауле что ни день, то новость. В последнее время у всех на устах одно слово - колхоз. Привез это слово уполномоченный, и, по его речам, ничего страшного - как утверждали некоторые - в нем не было. Бузаубака выбрали председателем собрания и усадили рядом с уполномоченным. Старик достал из кармана шубы свой старый кисет, заложил за губу насыбай, а уполно-моченый спросил его:

- Это, значит, вы отец красноармейца?.. Хорошо! Я ведь тоже был в рядах Красной Армии. - Взял из рук старика кисет из жеребячьей шкуры и отсыпал себе на ладонь щепотку табака.

<Как же так? - удивился тогда Бузаубак. - Если он красноармеец, почему же он тут? В ауле говорили, что красноармеец ничем, кроме военных дел, не занимается>.

Весть о колхозах взбудоражила аулчан, все зашумели:

- Говорят, и скотина, и имущество станут общими!

- Сказывают, никакой свободы личности отныне небудет!..

- Да брехня все это! Я ведь с уполномоченным рядом сидел. Ничего подобного он не говорил, - пытался было Бузаубак возразить сплетникам, однако его мало кто слушал.

- Ну, конечно, что ж ему еще говорить? Ведь он -отец красноармейца! - пожимали плечами люди.

И не только Бузаубака, но и Сабыра начали склонять в ауле на все лады. Ведь Сабыр - отец Шекер, так сказать, будущий тесть красноармейца.

- Сабыр тоже в колхоз собирается, - поговаривали люди. - Понятно!

Недавние говорливые активисты вдруг умолкли и стали шушукаться. Таким, как Букабай, коллективизация пришлась явно не по душе, и они пугали людей колхозом, гасили общий порыв.

- Говорили же: в колхоз, дескать, каждый вступает по желанию...

А разные пройдохи и смутьяны, вроде Ескендира, исподтишка подбивали зарезать скот:

- Все равно от колхоза не спасетесь. Пользуйтесь, пока скот еще в ваших руках, своим добром.

Некоторые в панике и в самом деле спешно резали молодняк.

Бурная жизнь настала в аулах.

Женщины тоже в стороне не стояли. Какое там? Как раз они-то пуще всех и раздували злые сплетни. Самые страшные, самые нелепые слухи исходили именно от них.

- Кто это сказал?

- Мой свекор-бай сказал.

- А вот это кто сказал?

- Да мой свекор-бай сказал...

Сплетня росла, раздувалась, обрастала подробностями. Вместе с ней росли и раздоры. В результате бабы раскололись на две группы: одни назывались <коммунистами>, другие - <баями>. Вдоль этой межи разделились потом и мужчины. На каждом собрании, на любой сходке эти две группы спорили и ссорились до хрипоты.

Вскоре из района приехал еще один уполномоченный, он должен был поставить вопрос о колхозах

по-серьезному. Некоторые семьи, которые до этого относили себя к <коммунистам>, теперь заметно заколебались. Начали робеть, осторож-ничать.

- Пусть люди вступают, мы никуда не денемся, -говорил чуть ли не каждый второй.

Шекер, до сих пор скромно молчавшая, как и подобает по <обычаю>, тут неожиданно спросила:

- А как же мы?

- Что значит как?! - взревела ее мать, старуха Ажар. - Или нам скотину девать некуда?

- Но нам необходимо вступить в колхоз, мама, -настаивала Шекер. - Помни, что твой зять - красноармеец.

На это Ажар не знала, что ответить. Потом передала слова дочери мужу, и Сабыр буркнул:

- Надо - так вступим!

Тогда Шекер отправилась к Бузаубаку. Старик и старуха сидели, прислонившись спиной к печке, и вели мирную беседу. Шекер опустилась на колени рядом, взяла из рук Айжан рукоделье. Где это было видано, чтобы Айжан доверяла кому-либо свои дела?! Да она не только никогда никого ни о чем не просила, но и просить не смела, ибо сама, считай, всю жизнь батрачила у бая.

Шекер шила, а Айжан и Бузаубак не отрываясь любовались ею. До чего же мило, приятно! Пришла запросто и принялась за работу, как у себя дома.

А ведь по сути и работа не чужая, и дом ей не чужой. Кому же еще заботиться о старике и старухе, как не ей? Вся забота в будущем ложится на ее плечи...

Эх, казахи, казахи! Сколько у вас отвратительных, ничтожных обычаев! Разве могла бы в старину девушка на выданье так запросто приходить в дом жениха и заниматься шитьем? Ведь по обычаю ей положено стеречься до поры от родителей жениха, как от воров или прокаженных...

Но Шекер с самого начала повела себя иначе. И причиной было то, что, во-первых, все жили в одном ауле, а во-вторых, Айжан никогда не упрекала, не ущемляла будущую невестку, считая ее зависимой от единственного сына. И это было самое разумное в их отношениях. Старики, словно дети, радовались приходу Шекер.

Шекер отозвала Айжан в сторонку и начала советоваться о делах, таких дел у нее было два: записаться в колхоз и вступить в комсомол. На первый вопрос Айжан ответила без запинки.

- Отец уже дал слово, что в колхоз вступит.

А вот насчет вступления Шекер в комсомол старуха затруднялась ответить определенно.

- Не знаю, милая. Как Андамас это воспримет, - кто знает...

- Но он, конечно же, обрадуется! - улыбнулась Шекер.

- Ты уверена? - посомневалась Айжан.

- А как же, аже?! Если он красноармеец, значит, тоже в комсомоле. А раз так, значит, будет рад, что и я комсомолка!

- Ну, тогда запишись, милая. Вступай! - согласилась сразу же Айжан.

Когда старуха рассказала об этом мужу, он довольно заулыбался:

- Да, да, сейчас молодых в комсомол сколачивают. Хорошо получилось! А то я все думал, кого же из родных в комсомол запишу. Меня-то ведь уж не возьмут.

На собрании, на котором зашла речь о создании колхоза <Тендык> (<Равенство>), первым попросил слово Бузаубак.

- Дорогие мои! - сказал он. - Никогда я еще ни где ни в чем не вылезал первым. Думаю, теперь мой черед