Читать книгу - "Золотые времена - Александр Силецкий"

Тут прибежали отовсюду, стали громко хлопать, удивляться – дескать, надо ж, отыскался самородок, вон какие ходят среди нас!

А после – новый умник подвернулся, застарелый друг людей, плешивый монголоид, и бесцеремонно говорит:

– Да как же так? Ты как играешь, помесь чучела с футболом? Ты же съел кларнет! Ты должен архипомереть, а не играть. Тебе ж там всё разорвало!

– Да? – удивляется ужасно Цокотухов. – А я думал: ежели душой, то всё равно, куда засунуть. Лишь бы к ней, к душе, поближе.

– Ты анатомию учил? – а это уж другие тоже начинают, от ума большого начинают, у нас самый умный, как известно, образованный народ, за депутатов голосует.

– Нет, – отвечает Цокотухов, а в натуре-то играет разные мотивы, сукин сын. – Слух у меня. Ведь я ж пока учусь. А вот – такая анатомия… Не знал.

И он опять им заиграл.

И ничего – порвало у него там всё, что есть, внутри, кишки наружу.

А предупреждали!..

Как в цирке

Вот у Цокотухова все внутри разорвало, и стал он очень сильный.

То есть стало ему казаться, что он очень-очень сильный, ну, такой на удивленье сильный, что прямо сладу никакого с этой силой нет: вот что хочешь разобьет, что хочешь сдвинет, что хочешь отнесет, поднимет, завернёт – в рулончик или в крендель-вензель-сикось-накось, никаких теперь проблем.

Стал Цокотухов самый-самый сильный на Земле, и в Солнечной системе, и в ближайшем рукаве Галактики, и во всей Галактике, и в ближнем сверхскоплении галактик, и в Метагалактике, и во всех вселенных сразу, со всеми их белыми и черными дырами и жуть как высокоразвитыми цивилизациями, которых нет пока нигде.

Могуч стал Цокотухов – в любом смысле, как ты там ни посмотри.

Вот идет он вечером по улице и видит: строят дом.

То есть строить-то, конечно, строят, а ни хрена не строят – кран намертво стоит.

Не то заржавел, пока годами тут лежал, не то раскурочили, покуда собирали.

И народу нет.

Оно понятно: если кран стоит, откуда же народ, народ-то нынче трудовой, ему на технику плевать.

Цокотухов очень даже возмутился и стал эти всякие бетонные панели сам наверх таскать, не потому, что сила есть – ума не надо, а потому, что дом решил достроить.

Для кого старался – не известно, самому здесь все рано не жить, да ведь ему: что строить, что ломать…

Ну, никаких проблем у человека!

Сильный очень.

Тут люди, значит, увидали – и бегут.

Со всех сторон бегут: и зрители, и те, кто должен, по идее, строить, и сорок пять дежурных постовых.

Вот прибежали, смотрят, как там Цокотухов наверху шурует, и кричат:

– Эй, ты, зародыш! Ты чего? Мозги-то есть? Не видишь разве – дом шатается, не сделали еще?!

– Ага, – согласен Цокотухов, – вот и строю, чтобы не шатался.

– Да ты, поди, дурак совсем! – кричат ему со всех сторон. – Куда же ты один? Тут кран не может, а ты – сам… Раздавит! Уходи!

– Да? – удивляется могучий Цокотухов, вечная манера у него. – Х-м… Как же так? Таскал, таскал… А вот – раздавит… Не подумал.

Ну, забросил он еще пять-шесть панелей на двенадцатый этаж.

И ничего – как муху, раздавило.

А предупреждали!..

Бракорасположенный

Как раздавило Цокотухова, стал он очень влюбчивый.

Всех баб, которых видел, стал любить: и платонически, и в письмах, и на пляже, и в кровати, и в подъезде, и в подземном переходе, и у Мавзолея, и в такси, и в учреждениях, и в интернете, и даже через объявления в газете.

Потрясающе любил.

Тут встретился нечаянно с одной и так уж полюбил, что спасу нет: жениться надо, а то неудобно.

Честный был. С мечтами.

Вот приводит Цокотухов в ЗАГС невесту – бабу мощную, веселую: она кидала штангу и садилась на шпагат в присутственных местах, всегда на время или на спор – побеждала.

Цокотухов её просто обожал.

Тут увидали все и стали удивляться, головой крутили да невесту щупали с опаской, а потом давай кричать:

– Какая же ты жопа, Цокотухов! Ты кого себе нашел? Она ж тебя заест – вон тумба! И затихнешь навсегда.

– Да? – удивляется влюбленный Цокотухов. – Я-то думал: я её очаровал. Хозяин в доме, мир в семье… Я ведь не пробовал еще… А вот – заест… Чудно́!

И обженился Цокотухов, пятерых детей завел, собаку и герань на подоконнике, на трех работах день и ночь ишачил, скарб особенный в дому держал.

И ничего – затих, она его заела.

А предупреждали!..