Читать книгу - "О нас троих - Андреа де Карло"

Мы с Паолой поженились, хоть я и клялся с тринадцати лет, что никогда не женюсь; но ее родители очень этого хотели, и Паола в своей спокойной манере убедила меня, что жениться не значит предать свои принципы или подвергнуть чувства ревизии, как мне казалось. Мама пришла в восторг от самой идеи — она сама только-только вышла замуж за своего фармацевта. Бабушка спросила: «Ты уверен, что тебе это нужно?» Мы отправились в муниципалитет, где я когда-то уже побывал в роли свидетеля Мизии; конечно же, это было непросто и смущало меня, но, в общем, все переживания как-то притупились. Я даже не огорчился, что роль наших свидетелей досталась старым друзьям Паолы, с которыми я едва был знаком: пожалуй, это позволяло мне несколько отстраниться от происходящего, я как бы мало за что действительно отвечал.

Паола оставила работу в рекламном агентстве и целый день занималась налаживанием нашей жизни: нашла жильца в квартиру-пенал, где мы все время наступали друг другу на пятки, сняла жилье для нас, все устроив так, чтобы у меня была отдельная комната-студия, светлая и просторная. Порой мне хотелось смеяться от того, насколько же упорядоченное, функциональное пространство вокруг отличалось от старого деревенского домика на Менорке, от квартир Мизии и Марко, где я жил такой напряженной, мучительной, неприкаянной жизнью. А новая жизнь была удобной и плодотворной: я хорошо спал, вовремя ел, много работал, отсутствие особых внешних стимулов заменялось тем, что я лучше использовал свои внутренние ресурсы; и я больше не впадал в панику, а предметы вокруг больше не теряли смысл. Мы с Паолой много времени проводили вдвоем, иногда встречались с кем-нибудь из ее друзей и подруг или с ее братом-адвокатом, а то и с их родителями; все они были люди уравновешенные, уютные, как и она сама, они хорошо ко мне относились и ценили мой дар художника, не опускаясь до того, чтобы глазеть на меня как на медведя в цирке. Теперь, когда я освободился от влияния Марко и Мизии, которые ко всему относились высококритично, я заново обрел способность всегда и всюду чувствовать себя непринужденно. Я смотрел телевизор и читал газеты, а с Мизией или Марко это было невозможно, разве что ценой надрывных, рвущих душу разговоров о том, какое дерьмо творится в нашей стране и ведь ничего нельзя с этим поделать; теперь я испытывал обычное раздражение напополам с удивлением, а иногда меня все это забавляло.

Когда, например, в «Коррьере делла сера» мне попалась в рубрике «Культура» фотография Сеттимио Арки, о котором писали, что он вошел в административный совет государственного телевидения РАИ как представитель социалистов, то я просто рассмеялся, а всего несколькими месяцами раньше почувствовал бы горечь и уныние. Политические взгляды Паолы были умеренными, как и все ее чувства, и никогда не вызывали во мне протеста. Я стал подозревать, что максимализм, категоричность и крайняя избирательность не были присущи мне от природы; что жить мирной жизнью — вовсе не преступление, как и не преступление — получать удовольствие от общения с людьми, не во всем на меня похожими, и в условиях, не полностью отвечающих моим высоким идеалам. Надо сказать, у меня не было чувства, что я омещанился или принадлежу теперь к другой категории людей: я был все тот же Ливио, просто научился держать себя в руках.

Мизия не объявлялась; отвечавший по ее старому номеру телефона новый жилец ничего о ней не знал. От Марко в октябре пришла открытка, отправленная в августе, вся исцарапанная и мятая — еще бы, она колесила по всему Перу. Открытка представляла собой неестественно яркую фотографию индейской скво, смотревшей из-под полей огромного сомбреро. На обратной стороне было написано лишь «Привет! М.»

Больше никаких известий ни от Марко, ни от Мизии не было, но я даже не удивлялся. Иногда я вдруг начинал переживать за него или за нее, чаще всего, когда работал, вполне спокойный и сосредоточенный, или же во сне: сердце начинало быстро стучать, перед глазами вспыхивали лица Мизии, маленького Ливио или Марко: что-то у них было не так, или им грозила опасность, или просто они выглядели несчастными. Но такое случалось редко; чаще всего я просто задумывался, где они и чем они занимаются, но задумывался как-то отстраненно, в общих чертах, так что и сам этого в основном не осознавал.