Читать книгу - "Жизнь цирковых животных - Брэм Кристофер"

К стеклянной дверной панели приклеили афишу:

«2Б», или «Что угодно».

Новая Пьеса о том, как Ужиться со своим Безумием.

Боаз Гроссман и Труппа Вест-Энда

Добровольный взнос – десять долларов

Генри второй раз перечитывал афишу, соображая, как же попасть внутрь. Джесси подоспела на помощь и распахнула дверь.

– А, не заперто!

Он последовал за ней вверх по лестнице. Такой взбудораженный, даже смешно. Любительская пьеска, дилетантская постановка, играет симпатичный мальчик, с которым он два дня не виделся. Какой вздор! Но быть смешным, глупым – так приятно!

Они поднялись на второй этаж, дверь в квартиру оказалась открыта. Выглянула молодая симпатичная латиноамериканка. Глаза ее чуть не вылезли из орбит.

– Генри Льюс! Боже мой! Ох, как здорово. Вы пришли! Мы вам и кресло отдельное приготовили. Привет, Джесси!

– Привет, Аллегра.

Джесси почему-то морщится. Или это он ее раздражает? Генри сегодня понаделал глупостей, чем именно недовольна его личная помощница?

Его проводили к широкому деревянному стулу с подушкой из набивного ситца. На других стульях подушек не было.

– Ах да, я должен вам десять долларов, – спохватился Генри. – У меня есть только двадцатка. А, еще Джесси. Ну, конечно. Прошу. Возьмите. Непременно. Я требую.

Всучив хорошенькой девушке деньги, Генри поспешно уселся, чтобы не вступать с ней в разговор. Впрочем, она так нервничала, что пролепетала лишь:

– Надеюсь, вам понравится. – И умчалась.

Генри оглядел комнату: высокий потолок, потрескавшаяся штукатурка, старые афиши. Так и должно выглядеть театральное общежитие. Весьма убедительно. Генри перечитал программку.

– Наконец-то дошло, – сказал он Джесси. – 2Б – «to be». Быть или не быть? Это номер квартиры? Том Стоппард[92]отдыхает.

А где же То-би или Нот То-би? Вот в чем вопрос.

Подоспели другие зрители, заняли свои места. Два десятка стульев расставлены в три ряда, словно на старомодном отпевании. Спасибо, без покойника. Кое-кто, правда, поглядывал на Генри так, словно почетная роль трупа досталась ему.

– Вон Фрэнк, – кивком Джесси указала на чуть полноватого парня, возившегося на заднем плане с проигрывателем. – Если он будет держаться с нами натянуто, так это из-за меня, не из-за вас. Мы разошлись.

– А? О! Разумеется. – Довольно симпатичный парень, однако явный натурал, и к тому же лысеет.

Бинг Кросби[93]запел: «Возлюби ближнего». По всей квартире выключили свет. Представление началось.

Генри сложил руки на груди.

– Занятно, – одобрил он.

Прямо перед ними зажегся торшер. Крупная, статная негритянка сидела перед телевизором, звук был выключен. Раздался лязг ключа в самой что ни на есть реальной замочной скважине. Дверь открылась. Вошел Тоби.

– Привет. Что смотришь? Хорошая передача? Надеюсь, у тебя день прошел получше, чем у меня. Не поверишь, что я видел в метро по пути домой.

На нем спортивный пиджак, галстук сбился. Переминаясь с ноги на ногу, Тоби болтал без умолку. Общепринятое в Америке упражнение для актера: создавать диалог с пустотой.

Со среды Генри не виделся с Тоби. Он то ли надеялся, то ли боялся, что рассудок вот-вот шепнет: «И это он? Ты страдаешь по нему? Да кто он такой?» Но вот Тоби перед ним, и Тоби прекрасен. Сексуален, горяч – одетый, он гораздо интереснее, чем в натуральном виде. Сейчас, когда он вдвойне укрыт – одеждой и ролью, – привлекательность Тоби, исходящий от него жар ощущаются с особой силой.

Генри мог бы смотреть на него часами. А он и забыл, как сладостно созерцание. Подобно большинству актеров, он предпочитал подглядыванию эксгибиционизм, но бывает, и посмотреть приятно.

Негритянка выключила торшер. Сцена закончилась. Вспыхнул свет в кухне – кухня располагалась справа, – и там возникла все та же негритянка, спорившая с молодой белой леди. Все идет по плану? Так будет и дальше – нанизанные друг на друга актерские упражнения? Бога ради, лишь бы Тоби показался еще раз.

Свет в кухне пропал. Слева зажглась лампа под голубым бумажным абажуром. Кудрявая испанистая красотка – Аллегра – сидела на диване рядом с большим женообразным увальнем – вылитый плюшевый мишка – и о чем-то болтала с ним.

В дверь постучали. Плюшевый мишка вздрогнул. Генри готов был похвалить его игру, но тут и Аллегра спросила: «Кто это?» и по наигранной интонации Генри понял, что этого в сценарии не было.

Аллегра прошла через комнату и открыла дверь.

В коридоре маячил длинный и тощий силуэт.

– Неужели Боаз? – спросил кто-то рядом с Генри.

В коридоре горел свет, а в гостиной было темно. Новоприбывший мог видеть только Аллегру, но не публику. Зрители затаили дыхание.

– Прошу прощения, – извинился долговязый. – Представление уже началось?

– О да! – отвечала Аллегра. – Минут пять назад.

Это был Прагер из «Таймс». Он заглянул в комнату, сощурившись, ничего не различая со света.

– А где же идет спектакль?

Кое-кто захихикал.

– Здесь, – сказала Аллегра. – Вы уже в нем.

Публика разразилась громким смехом, и Генри – заодно с остальными. Старейший театральный прием, метафизическая шутка, когда искусство смешивается с реальностью. Никогда не приедается.

– Извините, Бога ради! – Прагер отскочил подальше от двери. – Ушел-ушел.

– Да нет же, – удержала его Аллегра, – заходите. – Жестом она пригласила критика пройти, и тот автоматически повиновался. Аллегра закрыла дверь.

Прагер растерянно огляделся, подыскивая место. Увидел освещенный диван, ринулся туда и пристроился рядом с актером.

Публика вновь покатилась со смеху.

– Т-сс, т-сс, – зашипела Джесси, вставая и призывно похлопывая по своему стулу.

Плюшевый мишка указал на нее Прагеру. Прагер вскочил, пробежал несколько шагов и вцепился в стул. Джесси пристроилась рядом на полу.