Читать книгу - "Устал рождаться и умирать - Мо Янь"

Прошу простить, что до сих пор не поведал о таком великолепном событии как оперативное совещание по свиноводству. К его проведению все члены коммуны в деревне готовились целую неделю; а я рассказу о нём посвящаю целую главу.

Начну со стен свинофермы. Их заново выкрасили белой известью, якобы для дезинфекции, и исписали большими красными иероглифами лозунгов о свиноводстве и о мировой революции. Кто писал лозунга? Ну а кто ещё способен на такое, кроме Цзиньлуна? У нас в Симэньтуни самых талантливых из молодых двое: один — Симэнь Цзиньлун, другой — Мо Янь. Хун Тайюэ про них так говорил: у Цзиньлуна талант делать всё открыто и честно, а у Мо Яня — по-хитрому и скользкими путями. Мо Янь был младше Цзиньлуна на семь лет, и, когда Цзиньлун уже блистал, Мо Янь набирал силу, как толстый побег бамбука, ещё не пробившийся из-под земли. В то время никто не обращал на этого негодника внимания. Урод уродом, ведёт себя странно, постоянно вздор какой-то несёт, не разберёшь. Всем надоел, никто его не жаловал, даже дома дурачком почитали. Старшая сестра как-то даже спросила у матери, тыча ему в лицо: «Мам, а, мам, он и вправду твой сын? Может, его бросили, а отец подобрал, когда собирал навоз за рощей шелковицы?» Старшие братья и сёстры Мо Яня и ростом вышли, и на лицо приятны, не уступают Цзиньлуну, Баофэн, Хучжу и Хэцзо. «Когда я его рожала, — вздыхала мать, — отцу привиделся во сне чертёнок, тащивший за собой большую кисть для письма. Он вошёл к нам в дом и на вопрос, откуда он, ответил, что, мол, из преисподней, служил секретарём у владыки Ло-вана. Пока твой отец размышлял над приснившимся, из внутренних комнат донёсся плач младенца, и вышедшая повитуха радостно сообщила хозяину дома, что его супруга родила мальчика». Думаю, по большей части эту историю его мать придумала, чтобы в деревне к нему получше относились, ведь подобные истории часто встречались в популярных народных сказаниях. Если вы поедете в деревню Симэньтунь — теперь это уже открытая экономическая зона города Фэнхуанчэн, и на месте, где когда-то простирались поля, теперь высятся постройки, не похожие ни на китайские, ни на западные, — там легенда о Мо Яне как о переродившемся секретаре владыки Яньло ещё имеет широкое хождение. Семидесятые годы прошлого века были временем Цзиньлуна, Мо Янь выдвинется на первые роли только через десять лет. А теперь у меня перед глазами Цзиньлун. Готовится к совещанию по свиноводству и с кистью в руке малюет на белой стене лозунги. В синих нарукавниках и белых перчатках. Хучжу из семьи Хуан носит за ним ведро с красной краской, у Хэцзо ведро с жёлтой, и краской несёт далеко вокруг. Раньше лозунги в деревне всегда писали мелом, а на этот раз — краской, потому что в уезде на совещание выделили достаточно средств. Работал Цзиньлун со вкусом, макал большую кисть в красную краску, выводил иероглиф, потом малой кистью и жёлтой краской подрисовывал золотистый контур. Иероглифы так и бросались в глаза, словно помада и тени на напудренном лице красавицы. Стоявшие позади зеваки без конца восхищались его мастерством. Шестая тетушка Ма, близкая подружка У Цюсян и ещё большая распутница, кокетливо вздохнула:

— Ах, братец Цзиньлун, будь я лет на двадцать помоложе, вот уж расстаралась бы, чтобы твоей женой стать. А не женой, так наложницей!

— До тебя и в наложницы очередь не дошла бы! — вставил кто-то.

Та уставилась сияющими глазками на Хучжу и Хэцзо:

— Верно, с такими прекрасными, как феи, сестрёнками, до меня и в наложницы очередь не дошла бы. Не сорвать ли тебе эти два цветочка, братец? Будешь тянуть, гляди, как бы другие не узнали их свежесть!

Сёстры Хуан зарделись. Цзиньлун тоже чуть смутился и, подняв кисть, пригрозил:

— Закрой рот, беспутная, не то краской замажу!

Раз зашла речь об отношениях между сёстрами Хуан и Цзиньлуном, могу представить, каково у тебя на душе, Лань Цзефан. Но коль скоро перелистываешь страницы истории, не упомянуть об этом нельзя. Даже если не скажу я, то как пить дать напишет негодник Мо Янь. Ведь каждый житель Симэньтуни может найти своё отражение в его печально известных сочинениях. Ну так вот, лозунги написали, ещё не очищенные от коры стволы абрикосов тоже обмазали известью, а младшие школьники обезьянами забрались на ветки и развесили на них разноцветные бумажные ленты.

Любая кампания, если в ней не принимают участия ученики, кажется безжизненной. Стоит им появиться, оживление обеспечено. В желудках урчало от голода, но дух праздника присутствовал в полной мере. Сто с лишним школьников начальных классов явились во главе с Ма Лянцаем и новенькой учительницей, которая носила большую косу и говорила на путунхуа,[159]и принялись скакать вверх-вниз по деревьям, словно сборище белок. Примерно метрах в пятидесяти на юг от моего загона два больших дерева отстояли друг от друга метров на пять, но кроны почти переплетались. Несколько брызжущих энергией мальчишек поскидывали рваные куртки на подкладке и, голые по пояс, в одних драных штанах, из которых торчали клочья ваты, как грязные хвосты синьцзянских тонкорунных овец, принялись качаться на импровизированных качелях. Вцепившись в гибкую крону одного дерева, они раскачивались туда-сюда, отпускали руки и, как обезьянки, перелетали на крону другого. Одновременно на это дерево перелетали мальчишки навстречу.