Читать книгу - "Если очень долго падать, можно выбраться наверх - Ричард Фаринья"

— Я? Смеешься?

— Встретимся в Афине. Уезжай утром. Забери Ламперс.

— А ты куда?

— Туда.

— О чем ты? Что с тобой?

Гноссос мотнул головой: все нормально, — и махнул серебряно-долларовым мальчишкам, чтоб шли за ним. Пацаны поколебались, посовещались, но в конце концов выстроились в колонну и двинулись следом, позвякивая в карманах монетами.

Гноссос Гну и его гномы.

Ать, два, три, четыре…

Бар на противоположной от калле О'Рейли стороне площади, по которому стреляли автоматчики, теперь был заколочен досками. Но из ржавой водосточной трубы у заляпанной грязью саманной стены прямо на резиновые башмаки Гноссоса хлестал поток воды. Словно и не расставались, кореш, теперь недолго ждать.

Шагавшие парами и тройками пацаны, повинуясь его жесту, сломали строй и услышали одно-единственное слово: «Матербол». Они заулыбались, принялись пихать друг друга локтями, и тогда он повторил:

— Сеньор Матербол, ребята. Давайте, do nde[58]?

Они вежливо побрякали в карманах монетами и направились было через площадь обратно, но Гноссос, прислонившись к фонарному столбу, нарисовал в воздухе знак доллара.

«Каса Хильда» — они привели его туда, как могло быть иначе? Только теперь все обрело свой обычный сумасшедший смысл. Словно ищешь дорогу в снегу: идешь там, где никогда не был, но кажется, что был, и все ищут в другой стороне. Они строем прошли через вестибюль, затем по узкому выложенному плитками коридору в сырой дворик — там девочка в красном платье училась играть на кастаньетах. Потоптавшись, мальчишки уселись по двое-трое на землю и принялись показывать на тяжелую деревянную дверь, косо и ненадежно болтавшуюся у стены.

— Там, — сказал один из пацанов, а другой нарисовал в пыли знак доллара, ухмыляясь и всем своим видом давая понять: они подождут. Хоть месяц — можно не сомневаться. У дверей Гноссос замялся, принюхался, поправил на плече рюкзак и оглянулся на девочку — та махнула, чтобы он входил. За порогом бездонная яма, погреб с тифозными крысами, слушайте мой предсмертный крик.

В первую секунду они не увидел ничего. Слишком сумрачно после яркой пастели дневного света. Запах мускуса и героина, тени в темноте — не вводи их в искушение.

— Это я, мужики, — сказал Гноссос, выпрямляясь.

— Огня, — отозвался знакомый голос, и чья-то рука зажгла фитиль керосиновой лампы.

Свет разлился по дряхлой, изрытой оспинами стойке бара и затянулся покровом наркотического дыма. И — словно визаж Чеширского кота — благосклонная улыбка Луи Матербола. Без рубашки, в лиловых подтяжках, на громадном, словно бочка, животе подтеки пота, протирает стаканы, выдыхая клубы сен-сена. Рука, разжигавшая огонь, принадлежит изнуренной усатой кубинской китаянке. В бордовом платье она сидит на полу, присосавшись сквозь хирургическую трубку к галлоновой банке. Огромная афиша на стене гласит: ТОЛЬКО СЕГОДНЯ: ГЕНЕРАЛ УИЛЬЯМ БУТ ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА НЕБО. Гноссос застыл с раскрытым ртом.

— Давно не виделись, — произнес Матербол, указывая на стул. Пауза. — Садись, чего стоять.

— Да, чего стоять, — эхом откликнулась женщина.

Гноссос сел, кивнул, ничего не сказал. Новая пауза, на этот раз — дольше.

— Хорошо держишься. — Матербол. — Жизнестойкость впечатляет.

— Жизнестойкость. — Женщина.

Затем этот огромный человек наклонился вперед и интимно прошептал:

— Мы слыхали о беде. Мартышка кусается.

Женщина прикрутила фитиль; отблески пламени танцевали на ее впалых щеках.

— Со мной все в порядке, — сказал Гноссос.

Полотенце с меткой «Гавана Хилтон» служило для вытирания подтеков, и несколько секунд живот оставался сухим.

— По виду не скажешь, но мы знаем, какой бывает оболочка.

Гноссос поерзал на стуле, женщина хихикнула. Он повел головой, как бы спрашивая, кто она.

— Миссис Матербол, я забыл, что вы незнакомы. Вторая миссис Матербол.

— Очень приятно, — ответил Гноссос, уворачиваясь от ее дыхания.

Луи скорбно промакнул полотенцем глаза:

— Бедняжка Мод.

— Мод, — хихикнула женщина.

— Моя первая жена, — объяснил он, возвращаясь к стаканам. — Покойная. Страшный конец на реке Таос, может ты слыхал. Клещи и кислота. Рыболовные крюки. Будешь «Летний снег»?

Бисерины теперь падали совсем редко, но щель стала у же, так что некоторые капли, промахнувшись, отскакивали от поверхности и вновь попадали в реальный мир.

— Почему бы и нет?

— Почему бы и нет, действительно? — В темной затхлой комнате клубились пары сен-сена. Матербол открыл спрятанный в тени ле дник, достал бутыли с молоком и белым ромом. В портативном миксере взбил их с кубиками льда, свежей мякотью кактуса, сахарной пудрой и толченым кокосом. Персональная порция Гноссоса украсилась пеной из мескаловых почек; он попробовал, не слишком ли горько, и в ту же секунду прозвучал вопрос: — Ты наверняка знаком с работами Вэчела Линдзи?

— Скоооооро, — таинственно произнесла миссис Матербол.

— Скоро тут будут чтения. Видишь афишу?

— На небо. — Опять хи-хи.

— У меня к тебе дело, Луи.

Матербол перестал вытирать стаканы и бросил на Гноссоса подозрительный взгляд.

— Естественно: небольшое дело, голове на пользу. Пей, старик, хочешь, дам хирургическую трубку, фильтрует кислород, заторчишь от побочных эффектов.

Гноссос взялся рукой за конец резинки и произнес:

— Мне нужен Будда, без этого никак.

— Дело держит клетки прочно, будет время для души, да? Взять хотя бы Линдзи — этот парень умел ловить удачу.

— Ответь мне про Будду, Луи.

— Продавал на дорогах свою брошюрку, вишь ли, штучку под названием «Рифмы в обмен на хлеб». Круто, но функционально, правда?

Гноссос опустил стакан, поставил на стойку рюкзак и глубоко вздохнул.

— Где он, Луи? Мне не до шуток.

— У тебя спиной, Гноссос, чего ты так волнуешься? Он всегда у тебя за спиной.

Еще не успев оглянуться, Гноссос знал, что Матербол говорит правду. Появление было неожиданным и зловещим. Мягкий шелест штор, колыхание, свист и шепот тяжелого шелка. Снова запах героина.

Позвякивая браслетами, Будда спокойно положил руку Гноссосу на плечо. Тягучий голос, смягченный нектаром и амброзией, произнес:

— Милые глазки.

По телу от макушки до паха пробежала дрожь, неправдоподобно ледяные пальцы промораживали плечо сквозь бойскаутскую рубаху. Прикосновение годовалого трупа, обернись.