Читать книгу - "Запретные удовольствия - Юкио Мисима"

– Неужели? Нет, не настоящий. Хотя, по-видимому, и существует такое понятие, как «настоящий друг», я не уверен, что есть понятие «настоящий племянник».

Таков был обычай Сунсукэ давать прямые ответы.

– И могу я задать еще один вопрос? Вы с Юити только друзья или?…

– Ты хочешь сказать, не любовники ли мы, верно? Мой возраст любви миновал.

Они почти одновременно посмотрели на красивые ресницы юноши, сидящего нога на ногу рядом с ними, который держал в руке свернутый фартук, смотрел в сторону и спокойно курил.

– Именно это я и хотел спросить, и теперь чувствую себя лучше, – сказал Кавада, намеренно не глядя на Юити. Когда он произнес эти слова, тик пробежал по его щеке, словно зазубренная линия, нарисованная мягким карандашом с широким грифелем. – Ну, мне неловко прерывать вечеринку, но мы уже переговорили о многом, и я действительно получил удовольствие. С сегодняшнего дня мне бы очень хотелось устраивать такие же неофициальные встречи по крайней мере раз в месяц. Я поищу поблизости, не найдется ли местечко получше. Что же касается той толпы, что собирается в заведении «У Руди», о них не стоит и говорить, ведь у меня никогда не было возможности поболтать, как сейчас. В подобного рода барах в Берлине сейчас имеют обыкновение появляться представители высокопоставленного дворянства, промышленники, поэты, писатели и актеры.

Было типично, что он перечислял их в таком порядке. Короче говоря, посредством такой подсознательной классификации он, очевидно, демонстрировал немецкое бюргерское мышление, которое, он был убежден, одно сплошное притворство.

В темноте перед въездом в ресторан на неширокой кривой улочке были припаркованы два автомобиля. Одним был «Кадиллак-62» Кавады, другим – нанятое такси.

Сунсукэ замешкался, натягивая с серьезным видом свои кожаные перчатки. Кавада украдкой коснулся пальца Юити своей теплой рукой и поиграл им. Настало время решать, кто из троих останется в такси. Кавада попрощался и совершенно естественно положил руку на плечо Юити и повел его к своей машине. Сунсукэ не посмел следовать за ними. Однако он все еще на что-то надеялся. Когда Юити, подталкиваемый Кавадой, поставил один ботинок на подножку «кадиллака», он оглянулся и весело произнес:

– О, сэнсэй, я еду с господином Кавадой. Сделайте одолжение, пожалуйста, позвоните моей жене.

– Скажите ей, что он остался в вашем доме, – добавил Кавада.

Официантка, которая провожала их, сказала:

– Боже, какие у вас ужасные проблемы!

Таким образом, Сунсукэ остался единственным пассажиром такси. Это было дело всего нескольких секунд. Хотя неизбежность такого поворота событий была ясна с самого начала, у стороннего наблюдателя определенно сложилось бы впечатление, что всё разрешилось довольно внезапно. О чем думал Юити, с какими чувствами он последовал за Кавадой, Сунсукэ не знал. Единственное, в чем он был уверен, что Юити, ребенку в душе, просто захотелось прокатиться до Камакуры. Единственное, что было ясно, так это то, что он, Сунсукэ, снова оказался третьим лишним.

Автомобиль ехал по разрушенному торговому району Старого города. Сунсукэ краем глаза чувствовал, как пробегают мимо ряды уличных фонарей. Когда он думал о Юити, он погружался в атмосферу прекрасного. Возможно, глубже. Здесь мотивы поведения утрачивались, все обращалось в духовность, в не что иное, как тени, в не что иное, как метафоры. Когда он обретет способность возродиться из метафоры? Более того, следует ли ему смириться со своей участью? Следует ли ему разрушать убеждение, что, поскольку он принадлежит этому миру, он должен умереть? Во всяком случае, сердце этого престарелого Чуты почти достигло крайней точки острой муки.