Читать книгу - "Чеснок и сапфиры - Рут Рейчл"

«Если к вашему столу явится официант со стандартным набором от шеф-повара — тостом со скучным взбитым паштетом, — знайте, что обед вас ждет не блестящий. Все начинается с безвкусного хлеба, а заканчивается неинтересным десертом. Кухня редко сможет убедить вас в обратном».

Так я писала о ресторане «Капсуто Фрере».

Побывав в «Палио», я сообщила, что мне подали липкие ньокки, а омар чуть ли не плавал в соусе. В ресторане «Иль Постиио», заметила я, «входная дверь хлопает с такой силой и регулярностью, что кажется, началось землетрясение». Пожаловалась я и на ресторанные цены, жестоко обругала еду и закончила свою статью так: «Трудно улыбаться, когда чувствуешь себя простофилей».

— Ты определенно не в духе, — заметила Кэрол. — Не припомню, когда в последний раз ты написала о ресторане, в который мне захотелось бы пойти. В чем дело? В ресторане или в тебе? Ты вдруг все возненавидела.

— Сама не знаю, в чем дело, — сказала я.

Я говорила неправду. Зимой девяносто седьмого года я ходила то в один, то в другой ресторан и думала о женщине, которую показал мне в зеркале Майкл. Несколько последних лет я смотрела на образы Молли, Бренды, Бетти и Хлои, но так давно не разглядывала саму себя. Теперь я начала задумываться; уж не стали ли для меня чужие обличья чем-то большим, нежели работа. Не изображала ли я других людей, потому что мне не нравился человек, в которого я превратилась?

«Я читал вас с благоговением», — слышала я частенько от незнакомых людей, когда они узнавали мое имя. Я скромно улыбалась и бормотала в ответ вежливую фразу. Однако, когда люди постоянно тебе льстят, очень соблазнительно думать, что ты этого заслуживаешь. Свою карьеру в «Таймс» я начинала с утверждения, что в вопросах вкуса не существует истины в последней инстанции. Верила ли я в это до сих пор или превратилась в гастрономического сноба, человека, убежденного, что лишь его мнение является правильным?

Сомнения в себе могут иметь положительное значение, но только не для критика. Чем больше я об этом размышляла, тем труднее становилась моя работа. Я каждый день ехала в офис и сидела у компьютера, глядя на клавиатуру в ожидании нужных слов. Они упорно не желали приходить. Это было заметно по моим статьям: те, что не источали злобу, были откровенно скучны.

Дома было не слаще. Майкл начал работать над статьей о ядерно-оружейном заводе в Рокки-Флэтс. Каждый вечер он приходил домой с новой информацией о ядерных кошмарах. Что если террорист-смертник сумеет проникнуть на площадку, забаррикадируется внутри и устроит взрыв?

— В этом случае погибнут сразу несколько штатов, — мрачно сказал Майкл.

Ему позвонили трое встревоженных людей. Они беспокоились о безопасности и хотели, чтобы кто-то сделал хоть что-нибудь в этой ситуации. Я подслушала, как Майкл ночью, склонившись над телефонной трубкой, выслушивал апокалиптические сценарии. Потом я услышала еще больше: Майкл, пользуясь навыками журналиста, собирающего конфиденциальную информацию, убеждал этих людей действовать против собственных интересов. Они хотели остаться анонимными, а Майкл настоятельно просил их выступить на национальном телевидении и рассказать свою историю, ведь если они не сделают этого, говорил он, ситуация только ухудшится. Ночь за ночью я прислушивалась к телефонным разговорам. Майкл постепенно добивался их доверия, уговаривал их поступить по совести.

— Они потеряют работу, если расскажут об этом? — спросила я.

— Скорее всего, — ответил он.

В телефонных переговорах его голос звучал уверенно, а по ночам он крутился с боку на бок, просыпался от ночных кошмаров. Во сне или наяву, дома или в офисе, все шло вразброд. Если бы Жан-Жорж Фонгерихтен в этот момент не открыл свой ресторан, не знаю, что бы я сделала.

Фонгерихтен был любимцем журналистов. В «Лафайет» он прославился тем, что заменил сливочное масло и сливки концентрированными фруктовыми и овощными соками. Его ресторан «Вонг» стал первым в Нью-Йорке экспериментом, позволившим по-новому взглянуть на азиатскую кухню, а его бистро «Йо-Йо», несмотря на небольшие размеры, дороговизну и неудобство, постоянно было набито битком. На мой вкус, к новому заведению было привлечено слишком большое внимание прессы. Задолго до открытия ресторана весь Нью-Йорк знал, что он нанял частного фуражира, который должен был снабжать его необычными пряными растениями. Газеты описали в мельчайших подробностях дизайн ресторана от Адама Тихани. Жан-Жорж имел несчастье разместиться в ужасном здании Трамп-билдииг — этот павлин бесстыдно раскинул пышный хвосту Центрального парка. Если бы сказала, что это место мне не нравится, то выразилась бы слишком мягко.

— Сегодня нанесу первый визит: пойду на ленч, — сказала я Кэрол в конце весны. — Хочешь пойти вместе со мной?

— В другой раз, — сказала она. — Меня беспокоит желудок.

— В самом деле? — удивилась я. — Ты раньше никогда на него не жаловалась.

— Не думаю, что это что-то серьезное, — сказала она. — Но к врачу схожу. Глупо будет, если у меня и в самом деле что-то не так, а я не обращу внимания.

Она взглянула на меня и добавила:

— Не надо делать такое лицо. Скорее всего, это пустяки. Но если нас СПИД ничему не научил, то лучше прислушаться к собственному организму.

— Ну ладно, — сказала я, направляясь в дамскую комнату, где намеревалась хоть как-то себя преобразить. — Вряд ли ты много потеряешь.

В ванной я натянула непритязательный парик пепельного цвета, вынула из кейса очки и надела простое серое платье.

— Неужели ты надеешься в таком виде кого-нибудь обмануть? — спросила Кэрол, когда я предстала перед нею. — Любой дурак поймет, что на тебе парик.