Читать книгу - "И как ей это удается? - Эллисон Пирсон"

Как ни пытаюсь, не могу вспомнить маму сидящей. В моей памяти она всегда на ногах. Стоит у раковины с грязной посудой, стоит у гладильной доски с утюгом, у школьных ворот ожидает, в своем «приличном» темно-синем пальто, несет полные тарелки из кухни в гостиную и уносит обратно пустые. Здравый смысл подсказывает, что в промежутке она должна была присесть, чтобы поужинать с нами, но я этого не помню.

Сфера обслуживания стала предназначением и судьбой поколения наших матерей. Окошко свободы между школой и семьей было открыто, но мало кто рискнул в него протиснуться — чересчур узкое, да и неизвестность за ним страшила. Наши мамы не ждали слишком многого от жизни и потому в большинстве своем не сталкивались с разочарованием. Даже если мужчины, которым они служили, бросали их или умирали до срока, мамы оставались на посту. Продолжали жарить-шкварить, пылесосить, гладить одежки детей и внуков, лишь бы не сидеть сложа руки, потому что безделье не для них.

К моему поколению материнство приходило позже, иногда слишком поздно и всегда как гром среди ясного неба. Мы не подписывались на самопожертвование. Лишиться свободы после десяти-пятнадцати лет независимой взрослой жизни — все равно что лишиться ноги или руки; любовь к ребенку сплеталась с тоненькой, но ощутимой ниточкой потери, и потому, возможно, мы до конца своих дней будем чувствовать себя инвалидами.

Процесс, который мама все еще называет «освобождение женщин», к моему рождению уже начал свой путь по миру, но до наших краев, как ни странно, он так и не добрался. Мама как-то летом отважилась расстаться с перманентом, сделав совсем короткую стрижку, очень шедшую к ее точеным чертам. Нам с Джулией понравилось, но отец раскритиковал прическу как дань «бабьей свободе», и перманент вернулся.

Подростком я начала замечать, что в жизни все устроено не совсем так, как кажется. Командуют вроде бы мужчины, а руководят-то, по сути, женщины. Но из-за кулис. Матриархат, на радость мужчинам замаскированный под патриархат. Прежде я считала, что это беда моих родных мест, где людям не хватает образования. Теперь думаю, что весь мир таков, — просто кое-где маскировка лучше.

Ребятня галдит на игровой площадке, как стайка скворцов. Здание детского сада сложено из красного кирпича; длинные, почти церковные окна напоминают о временах, когда в людях еще жила вера и в Бога, и в образование. На дальнем конце площадки, у яркой металлической лестницы, женщина в удлиненном пальто выпрямляется, и я вижу у нее в руке платок, которым она вытирает кровь с разбитого носа девчушки лет трех.